— Павел Семёнович Алунтьев, — представился человек. — Могу знать, кто вы, и по какому случаю находитесь на крыльце дома моей тётушки?
— Так вы племянник Анны Петровны? — обрадовался Иван.
— Так точно-с, племянник, — не стал отпираться Павел Семёнович. — Однако простите, я не услышал ответов на мои вопросы.
— Иван Елисеев, прибыл из Тайной канцелярии с поручением к вашей тётушке в связи с некоторыми чрезвычайно деликатными обстоятельствами.
— Неужто моя тётушка чего-то натворила? — удивился Алунтьев. — Да полноте вам, должно быть произошло недоразумение. Не могла Анна Петровна набедокурить до того, чтобы по её душу прибыли аж из Тайной канцелярии. Какие в её годы могут быть преступления?!
Иван, вдохнув, поведал племяннику Анны Петровны о случившемся. Это было то самое тайное, которое скоро могло статься явным. Разумеется, Елисеев ни слухом ни духом не обмолвился о колченогом похитителе Митридата.
Внимательно выслушав рассказ, Алунтьев хмуро сдвинул брови и произнёс:
— Моя тётушка была всецело привязана к Митридату. Между нами, мне кажется, что Анна Петровна любила кота гораздо сильнее, чем своих родственников.
— И много ли у неё родни?
— Увы, почти никого не осталось. Из ближайших, пожалуй, что я один, — сокрушённо признался Павел Семёнович.
В это мгновение до них донеслось очередное всхлипывание Анны Петровны:
— На кого же ты меня оставил, Митридатушка?! Зачем покинул?!
Щека Алунтьева предательски дёрнулась.
— Тогда, может, войдёте в дом и утешите вашу тётушку, — предложил Елисеев, чтобы не усугублять страдания нового знакомца. — Боюсь, что моя спутница с этим не справляется.
— Сей же момент. Только позвольте полюбопытствовать: а кто ваша спутница?
— Екатерина Андреевна Ушакова, штац-фрейлина.
— Неужели?! Что, дочь самого… — Брови Алунтьева взлетели от удивления.
— Да, дочь их сиятельства графа Ушакова.
— Всё понятно, сударь. Тогда поспешу к ней на поддержку. Пусть я никогда не заводил себе ни котов, ни кошек, но чувство потери мне прекрасно знакомо. Был рад нашему знакомству. — Павел Семёнович перед прощанием заключил ладонь Елисеева в дружеское рукопожатие, а затем вошёл в дом.
Плач Анны Петровны сразу утих. Появление племянника подействовало на старушку благотворно.
Выждав для приличия ещё несколько минут, Иван тоже решил войти, надеясь, что теперь его точно не выгонят — постесняются Павла Семёновича. Кроме того, имелся и предлог: юноша хотел поговорить со старушкой о колченогом. Вдруг этот хромой ей известен. Тогда поиски можно будет считать законченными.
И тут его будто молнией поразило. Иван вспомнил тот миг, когда Алунтьев прощался с ним на пороге, его рукопожатие, слова о том, что он никогда не заводил себе ни котов, ни кошек. И при этом на его правой руке были отчётливо видны свежие царапины. Иван был готов съесть свою треуголку, если эти «украшения» не достались Алунтьеву от кошачьих когтей. Конечно, на Митридате свет клином не сошёлся, мало ли в Петербурге других котов, но зародившееся подозрение разгоралось костром.
Спросить прямиком? А ну как зачнёт отпираться. Тут впросак попасть, что раз плюнуть. Мало ли кто руку исполосовал.
Арестовать, привезти в крепость, устроить допрос по всем правилам — да кто же согласится из-за кота на дыбу подвешивать. И Ушаков не поймёт.
Как ни крути — действовать надо по-хитрому, чтобы не опростоволоситься.
Копиисту пришла в голову мысль незаметно проследить за племянником, как только тот оставит тётушкин дом.
Плохо, что я один, думал Елисеев. Не стоило отпускать кучера.
Он спрятался за домом, украдкой выглядывая из-за угла. Первой вышла дочь Ушакова, села в карету и укатила. Немного погодя появился Алунтьев. Он, не оглядываясь, размашисто пошагал по дороге. Иван устремился за ним. Никогда раньше ему не приходилось следить за человеком, не знал он хитрых способов и метод, потому и действовал, положась на удачу да провидение Господне. Уж если будет угодно Всевышнему, так Он поможет вывести негодяя на чистую воду.
Идти пришлось далеко. Иван старался не глядеть Алунтьеву в спину, вдруг тот почувствует взгляд, обернётся — тогда пиши пропало. Однако Павел Семёнович был слишком погружён в свои думы, и ничего вокруг не замечал. Тогда Елисеев осмелел, стал держаться поближе. Даже придумал отговорку, на случай ежели Алунтьев его всё же увидит. Но, конечно, хотелось бы не попадаться на глаза.
Ещё он старался вести себя так, чтобы попадающиеся навстречу прохожие не могли понять, что идёт слежка. Это усложняло его задачу, но несмотря ни на что, они прошли уже пол-Петербурга, Алунтьев так ничего и не заметил.
Его целью был маленький домик, обнесённый палисадом. Возле домика был разбит яблоневый сад, в нём возился садовник. Увидев хозяина, он поспешил навстречу, приоткрыл калитку. И тут Ивана больно кольнуло в сердце: садовник прихрамывал.
Слишком много, чтобы быть просто совпадением, осознал Елисеев. Осталось только понять, как действовать дальше. Для начала не мешало бы выяснить, нет ли тут пропавшего кота.
Алунтьев с садовником (тот явно был единственным слугой в доме) расположились в саду на скамейке и вполголоса переговаривались.
Елисеев подобрался поближе, намереваясь выведать, о чём разговор. Место было удобное: его никто не видел, зато он видел и слышал всё.
— Столько трудов и всё зря, — сокрушённо произнёс Павел Семёнович.
— Нешто зелье не помогло? — удивился садовник.
— Не помогло. Не вижу я золота, не чувствую ничего. Потому и говорю, что всё зря.
— Надо сызнова попробовать. Должно быть, кот не той масти попался.
— Эх, дурья башка! Какая ещё масть тебе понадобилась? Чёрный, будто грех смертный, ни единого белого волоска? Так я тебе надысь такого и показал. Тётушку родимую не пожалел. Ты, Родион, лучше скажи — не перепутал чего в рецептуре?
— Да чё ж там перепутать можно?!
— Я откуда знаю?! Может, положил не в той последовательности. Или плепорции не смог соблюсти. Да мало ли! Кто вашего брата знает!
— Ты меня, Павел Семёнович, не обижай. Я всё, как по писаному делал. Средство надёжное, столетиями проверенное. Коли что-то не вышло, знать дело в коте. Окрас не тот подвернулся.
— А говорил, что тот! — обиженно возмутился Алунтьев.
— Говорил, — не стал отпираться садовник. — Токмо сложно тут, Павел Семёнович. Хучь одна волосинка белая попадётся — всё, труды насмарку.
— И что теперь делать?
— Другого кота искать. Не может быть, чтобы на весь Петербурх не нашлось бы чернющего котейки.
— Сколько ж тебе, живодёру, животных извести надо?
