С раздавленной грудной клеткой, с многочисленными переломами, весь в крови камердинер отошёл на свет иной почти сразу, так ничего и не сказав.
Прибывший из Сыскного приказа сыщик счёл, что на сём дело о смерти горничной раскрыто и убивец понёс Божье наказание.
— Рад, что вы, судари, справились тут и без меня, — довольно изрёк сыщик. — Отрадно видеть, что в Тайной канцелярии даже столь молодые люди проявляют похвальное усердие и смекалку.
Иван молча кивал, изредка трогая скулу.
— Ты как? — спросил его я.
— Если в общем, то в порядке. Если в частности — зуб шатается.
Он потрогал его языком и через секунду облегчённо изрёк:
— Кажись, теперь не шатается.
Глава 17
— Бах!
Дворцовая комнатушка вмиг окуталась порохом.
Императрица, будто заправский охотник, не целясь, подстрелила пролетавшего мимо гуся. Тот закувыркался и упал в траву. На поиски весело кинулась целая толпа прислуги.
Отставила ружьё, взяла вторую фузею.
— Ай, матушка! Ну и ловка ты! — непритворно восхитился Ушаков, стоя поблизости.
Вонючий дым ел глаза, но великий инквизитор лишь усмехался. Ему, старому солдату, вспоминались прежние деньки и баталии. Много было повоёвано: и знатно, и позорно. Война без поражений — не война.
Императрица разрядила и вторую фузею. Палила просто так, в воздух. Выстрелив, недовольно промолвила:
— Я-то, может, и ловка, токмо ты, пёс сторожевой государственный, совсем дряхлым стал. Не пора ль замену тебе сыскать? В абшид да на покой…
Ушакова чуть удар на месте не разбил.
— Отчего гневаться изволишь, матушка? Нешто вина есть за мной какая? А ежли и провинился, так от усердия чрезмерного.
Дородная, высокая императрица развернулась, с высоты гренадерского росту взглянула на генерал-аншефа.
— Боком мне усердие твоё выходит!
— Оно на врага государственного направлено. Честному человеку меня бояться нечего.
— Вельможи стонут. Нет, говорят, продыху от тебя. Заместо того чтобы супостатов рыскать, им разор да расстройство учиняешь.
Задумался Ушаков, не понимая, к чему государыня клонит. Была, конечно, вина на нём всякая, но как спроведать, что гложет царицу, а узнав — отвертеться?
Решил идти по-военному, напрямик. В лоб и спросил:
— Что за расстройство такое, матушка? Я тебе обо всех делах своих ежедневно доклад делаю, эстракты пишу. Ничего не утаиваю. Коли виновен кто, так и сказываю. Верных людей не забижаю.
— Не забижаешь? Ну-ну. Пошто обыск у князей Малышевских учинил, чем они провинились? Да мало того, что дом вверх дом поставил, так ещё и имущество дорогое изъял, будто тать какой!
Ушаков облегчённо повёл плечами.
— Прости, государыня, неведомо мне ничего о сиём обыске. Нигде в делах моих князь Малышевский да родня его не проходит. Коли б была на то нужда, я б тебе сразу о том рассказал.
— Вот как?! А ты почитай тогда сию жалобу да поведай, не твои ль молодцы здесь отличились.
Юркий секретарь подскочил, вынул свернутую трубочкой бумагу.
«Донос? Интересно, чем же я Малышевского зацепил? Нет у меня к нему вопросов… Пока нет».
— Дозволь, матушка.
Не дожидаясь ответа, Ушаков взял из рук секретаря бумагу, вчитался в текст:
«Всемилостивейшая государыня императрица. Всенижайше прошу не по моим достоинствам, но по единой своей природной милости, которую неисчислимо своим верным рабам матерински оказывать изволите: успокойте вернейшего раба вашего дух, который и умирать будет спокойно, несумненно уповая, что ваше императорское величество своим проницательством правосудно покажете, есть ли в чём моя вина за то, что в доме моём служивыми людьми Тайной канцелярии был учинён всяческий разор под предлогами мне неведомыми, а я до последнего издыхания моего пребуду вашему императорскому величеству всевернейший и радетельнейший раб…»
К жалобной грамотке прилагался обширный перечень утраченного имущества.
Великий инквизитор покачал головой:
— Нет, государыня. К сему мои люди касательства не имеют.
— Не имеют, говоришь? Пусть так оно и есть. Отложу обиду Малышевских в сторону. Поведай тогда, свет Андрей Иванович, с кой стати фельдмаршала Миниха разобидеть велел?
— Миниха?! — поражённо воскликнул Ушаков.
— Яво самого, Бурхарда Христофоровича. Карету его ухари твои остановили под предлогом обыска учинения. Ну да Миних у нас орёл еройский. В драку кинулся. — Императрица усмехнулась, явно одобряя подвиги фельдмаршала. — Двоих кулаками положил, да потом насели на него скопом, связали, весь скарб ценный отобрали, велели радоваться, что в крепость не повезут. Дескать, приличествующих улик не нашли. Чем Бурхард Христофорович провинился? Какая нужда тебе в том разоре была? Сумлеваться я стала в полезности учреждения твоего. Много воли взял, Андрей Иванович!
Генерал-аншеф низко склонился:
— Ежли считаешь, что моя в том вина — секи сей же час голову. Токмо я правду говорю — не по моему ведомству Малышевские с Минихом проходят. Не давал я на их счёт никаких указательств. Другой кто-то пошаливает да мной прикрывается. Дай срок — отыщу самозванцев!
Елисееву было грустно. Вторая увиденная им за сегодняшний день смерть, к которой вдобавок оказался причастен его потомок, сильно переменило его настроение. Оставаться в доме Трубецких он больше не мог. Наскоро уладив с сыщиком все дела письменные, засобирался в Тайную канцелярию для доклада Ушакову.
«Пётр» дотоле ни во что не вмешивавшийся, отвёл в сторонку, спросил тихо:
— Слушай, пока маза сама в руки прёт, переговори с полицаем: пусть паспорт мне выпишет. А то привяжется без тебя кто-нибудь и загремлю я в Сибирь или в солнечный Магадан.
— Магадан?
— Это, братишка, такое далёкое место. И лучше б тебе не знать, где это.
Копиист кивнул. Мысль потомок высказал здравую. Подошёл к сыщику, перекинулся несколькими словами, объяснил, что да как приключилось со сродственником, в конце молвил главное:
— Сделай милость, помоги хорошему человеку.
Сыщик удивился:
— Вот те раз. А я думал, что он с тобой, по вашей канцелярской части.
— Может, и возьмёт его к себе Андрей Иванович. Особливо после сегодняшнего.
Сыскной чиновник согласился:
— Должон взять. Толковый у тебя, Иван, братец. А то может к нам его пристроишь? В приказе завсегда людишек недохват. Лишним не станет.
— Ежли в канцелярии не сладится, так мы чрез тебя место поищем. Но пока хотелось бы вместе служить. Не чужие, чай.
