— Да что ей будет, железке! — махнул рукой старшина. — Радиатор пробит. Я залепил его смолой, обнаруженной в багажнике, и долил из канистры с водой. Удивительно, но колеса целые, ни одно не пробито. Еще есть полная с бензином. Эх, таких парней потеряли. Истомин, Осокин, а я ведь даже не знал, откуда они.
— Федя, пора ехать, — мягко напомнил я.
— Да, товарищ капитан, сейчас, — ответил старшина, опустив голову, как будто прощаясь. Встряхнувшись, он сел за руль и спросил, куда ехать.
Радист снова сел рядом с телом Осокина. Крепко держа карабин, я показывал старшине, как выехать на заброшенную дорогу.
Теперь было понятно, почему дорога заброшена. Видно, ремонтировать разрушенный старенький деревянный мостик никто не стал, и дорога умерла. Обойдя молоденькую березу, растущую прямо на дороге, я подошел к обрыву и посмотрел вниз на небольшую речушку, несущую свои воды мимо нас вниз по течению. Гнилые пеньки свай черными обломками зубов торчали из воды.
— Не объехать, товарищ капитан, — уверенно произнес отошедший от вездехода старшина.
— У нас плавающая машина. Не забыл?
— Забыл, — кивнул старшина, — только у нас весь корпус в дырках, потонем ведь.
— Тут восемнадцать метров, успеем! Но это потом. У тебя смола осталась? Которой ты чуть не каждый километр радиатор чинишь?
— Да, товарищ капитан, осталась. Только не понимаю, зачем она была нужна немцам.
— Забей. Ладно, ты дыры заделай в корпусе, а мы с Молчуновым пока Осокина похороним. Лопата в багажнике?
— Да, товарищ капитан, сейчас дам.
Получив от старшины лопату, я стал выбирать место для могилы. Подошедший радист показал на небольшой склон у речушки с красивыми берегами.
— Осокину тут бы понравилось, товарищ капитан.
Кивнув в ответ, направился к понравившемуся месту.
Лопата легко входила в мягкий песчаный грунт. И то, что поблизости не росло деревьев, сильно помогало нам.
Пыхтя, бойцы принесли тело Осокина. Накрыв его голову найденной старой курткой водителя, сказали несколько прощальных слов, после чего, бросив по горсти земли, стали по очереди засыпать могилу. Радист приготовил крест, сделанный им, пока я копал яму. Напоследок я разрядил карабин и, передергивая затвор, три раза нажал на спусковой крючок, отдавая дань уважения погибшему танкисту. И мы оставили одинокий холмик с крестом, на котором радист вырезал штык-ножом: «Красноармеец Осокин, танкист, погиб смертью храбрых при штурме села Высокое. 19.07.1941».
Речушка была маленькая, но удивительно глубокая, колеса потеряли сцепление с дном почти сразу же, как только въехали в воду. Посмотрев на дно машины, я заметил прибывавшую воду. Я бы не сказал, что она прибывала быстро, но дно уже покрыла. На середине речки двигатель стал работать с перебоями и, когда осталось меньше трех метров, окончательно заглох.
— Быстро покидаем машину! — крикнул я, вскакивая и перебираясь на капот.
М-да, об устойчивости машины я и забыл. Поэтому, с трудом удержав равновесие, прыгнул на берег, все-таки черпнув сапогами воду. Выбравшись, обернулся и смотрел, как умные бойцы подгребли руками к берегу и спокойно выбрались. Хмыкнув, сказал, что они молодцы. Прихватив из полузатонувшей машины то, что могло пригодиться, и определившись по солнцу, мы направились к Днепру.
Снова услышав бурчание желудка, только выругался. Последний раз ели мы вчера, перед боем.
Вдруг я услышал шум справа по ходу нашего движения. Повернувшись к старшине, тоже прислушивающемуся к звукам, в недоумении приподнял бровь. На радиста я даже не посмотрел, с контузией он плохо слышал, и поэтому тихие звуки, раздающиеся невдалеке, просто не мог услышать.
— Плачет кто-то, товарищ капитан, — тихо сказал старшина.
Мне тоже так показалось, поэтому показав знаками, чтобы следовали за мной, направился в сторону источника шума. Обернувшись, улыбнулся: воины в походе. Старшина сжимает в одной руке штык-нож от карабина, во второй гранату. Радист, крепко держа черенок лопаты, следует замыкающим, последняя граната у него за пазухой — вон рукоятка виднеется. Отодвинув мешающую ветку в сторону, прислушался. Действительно плач. Определив по звуку направление, пошел в ту сторону, слегка шурша высокой сухой травой и держа наготове карабин. Последние метры мы преодолели ползком. Выглянув из-за дерева, я увидел двух девушек в нашей форме.
Внимательно осмотревшись, увидел и того, по ком они плакали. Лежал он боком, звания я его не видел, но то, что командир — точно. Немногочисленные бинты, которыми он был перевязан, указывали на то, что командир был ранен. Поднявшись на ноги, я еще раз осмотрелся, больше никого на полянке не было. Отдав карабин старшине, вышел на открытое пространство из-под деревьев и был наконец замечен девушками.
— Ой, вы кто? — воскликнула одна из них, заметив меня.
Подойдя поближе, я представился, глядя на лежащего полковника с летными петлицами.
— Капитан Михайлов, бывший командир механизированной группы. Умер? — спросил я, кивнув на полковника.
— Да. Ой, не смотрите на нас!
Тактично отвернувшись, все равно бойцы страхуют, я терпеливо ждал, пока девушки не приведут себя в порядок. Когда они наконец закончили, спросил:
— Вы кто и как здесь оказались? А сначала представьтесь!
— Сержант Марьина, операционная медсестра двести шестого медсанбата.
— Красноармеец Иванова, сестра-сиделка двести шестого медсанбата.
Рассказ их был не такой уж и долгий. Подошли бойцы, и мы вместе стали слушать об их злоключениях.
Выяснилось, что этот район немцы захватили дней пять назад и стремительно двинулись дальше. Медсанбат был эвакуирован фактически полностью, остались только безнадежные. И как раз когда немцы ворвались в расположение медсанбата, там шла погрузка последних раненых. В общем, из-под огня смогли вырваться только две машины. Санитарный автобус, в котором находились обе девушки, и полуторка из автобата, присланная в помощь. Полуторка, дав газу, смогла оторваться от автобуса, не обращая внимания на сигналы. Автобус же довольно скоро встал, получив повреждение во время бегства. Водитель и два пожилых санитара, находившихся с ними, вынесли раненых и по очереди унесли в глубь леса. На пять человек у них было три винтовки и наган у военфельдшера, старшего машины, плюс пара вещмешков с продовольствием. У девушек оружия не было. К вечеру на них набрел этот полковник с ранением в плечо. В общем, они провели в лесу все это время.
Страшное началось вчера рано утром. Прибежал один из санитаров, следивший за дорогой, и сказал, что только что на большой скорости мимо пролетели три немецких грузовика, полностью облепленные советскими бойцами. И что один из них на глазах санитара сорвался с машины и упал на дорогу, а остальные даже не остановились. Когда санитар подбежал к неподвижно лежащему бойцу, первое, что бросилось в глаза — это невероятная худоба и вонь немытого тела. Перевернув тело, он понял, что боец мертв, и сразу же бросился бежать в лагерь. Военфельдшер приказал принести убитого в лагерь, что и сделали санитары. Через несколько часов приехали несколько грузовиков и, остановившись примерно в том месте, где сорвался боец, начали выгружать солдат. Выстроившись в цепь, они стали прочесывать лес. Военфельдшер приказал девушкам уходить, оставшись с санитарами оборонять лагерь с ранеными. Полковник повел их в сторону фронта; чутко прислушивающиеся к перестрелке у лагеря, девушки поняли, когда наступила тишина, что все кончено. Перестрелка длилась всего пару минут.
