— Да по законам военного времени за сдачу врагу в плен поставили к стенке. Хе-хе, сам командовал расстрельной командой.
Сжав крепко челюсти, я тихо спросил, стараясь, чтобы мой голос звучал естественно:
— Всех расстреляли?
— Почти всех. Как ни возражал майор, я быстро подвел всех под измену.
— Почти всех? Кто-то выжил?
— Нет, никто не выжил. Нескольких не успели расстрелять, сами сдохли. А чего это ты так ими заинтересовался?
— Надо было выяснить, как они сбежали из плена, — ответил я честно и, попрощавшись с ним, по мосткам взбежал на катер. — Отходим, — скомандовал я.
С трудом сдвинув с места тяжело нагруженный катер, мы отошли от берега и, набирая скорость, пошли в сторону Могилева. Все-таки склады полка мы подчистили изрядно, и сейчас нам приходилось нелегко. Обойдя стоящие на корме бочки с горючим, я подошел к зенитке и, наблюдая за удалявшимся берегом, думал: воспользуется ли политрук запиской, потихоньку сунутой мною ему в руку…
Незаметно пройдя мимо деревушек, находившихся на берегу Днепра, мы шли дальше. Как утверждал главстаршина, он знает местные воды как свои пять пальцев и с завязанными глазами может пройти в любом месте реки. В три часа ночи в стороне Могилева показалось зарево пожаров, еще через полчаса мы услышали орудийную перестрелку.
— Полный назад! — вдруг закричал боцман, крутя штурвал, и добавил: — К бою. Впереди понтонная переправа.
Вскочив на башню, я скользнул на свое место и, шлепнув по шлемофону спавшего Сурикова, крикнул, присоединяя штекер разъема:
— К бою. Осколочный!
— Готово, товарищ капитан, — услышал я после характерного лязга казенника.
Выверив прицел, нажал на педаль пуска. Грузовик, выезжавший на берег с наведенной переправы, стал моей целью. Следующим попаданием я подбил машину, которая только что въехала на понтон. После этого на пределе скорострельности пушки стал быстро расстреливать машины и бронетранспортеры по всей переправе, надеясь, что в одной из машин будут боеприпасы, детонация которых вызовет повреждение пролета и позволит нам прорваться дальше. Мне повезло на четвертом транспорте. После детонации боеприпасов, освещаемый горящими на понтонах машинами, катер стал разгоняться, чтобы прорваться дальше между поврежденными соединениями понтонов. Целый кусок наплавного моста стал отходить в сторону, открывая достаточно широкую брешь. Развернув башню, я неприцельно успел послать еще десяток снарядов по скопившейся на берегу немецкой технике, вызвав пожары и там. Но немцы — вояки крепкие, и все усиливающиеся хлопки пуль по катеру вызвали возгорание одной из бочек с горючим, предоставив немцам отличный шанс поквитаться с нами. Похоже, что никакого серьезного вооружения у немцев на берегу не было, и, кроме пары пулеметов, по нам никто не стрелял, хотя освещаемый горящей бочкой катер представлял собой прекрасную мишень. Высунув голову из башни, я осмотрелся. Вдруг мое внимание привлекла фигура матроса, скользнувшего к горящей бочке. В матросе я узнал Красавчика. Тот подбежал к горящей бочке и, ухватив ее голыми руками, с хэканьем зашвырнул за борт. Выскочив из башни, я помог ему потушить одежду и погасить открытое пламя разлившегося на палубе горючего. Отпустив рукоятку брандспойта, я устало вытер вспотевший лоб и спросил Красавчика:
— Не обжегся, герой?
— Немного, товарищ капитан.
— Иди вниз, пусть тебя посмотрят.
Девушки, как и контуженный радист, остались в расположении полка, так что теперь за медика был один из матросов.
— Хорошо, товарищ капитан!
Проводив взглядом матроса, я оперся плечом о стволы зенитки. И тут же с матом отскочил в сторону — оказывается, зенитка тоже вела огонь по противнику, что я в бою, сидя в своей башне, не расслышал.
Пока было время, проверил другие емкости на предмет повреждений, проще говоря, не пробиты ли они пулями и не протекает ли горючее. Нашел еще две дырки и приказал пробегавшему мимо матросу принести затычки, пока заткнув их пальцами. Закончив, вернулся к башне, поговорил со старшиной, пополняющим боезапас, и отправился на мостик к боцману.
— Скоро уже? — спросил я его, подойдя вплотную.
— Через час будем, товарищ капитан. Журов, что там? — крикнул боцман стоящему на носу сигнальщику, который внимательно всматривался в темень по курсу катера.
— Чисто, товарищ главстаршина. Ни топляков, ни мусора.
— Хорошо, смотри внимательно!
— Понял, товарищ главстаршина.
Дослушав, я сказал:
— Нужно будет как-то определиться, где наши, где немцы. Ты знаешь, где там причалы?
— Конечно знаю, товарищ капитан! Столько лет туда на своем буксире ходил.
— Хорошо. Подойдем тихой сапой и выясним кто где. Ясно?
— Да, ясно, товарищ капитан! Город уже видно!
Достав из специального ящика бинокль, я стал всматриваться в приближающиеся предместья Могилева.
— Там, где горит то пятиэтажное здание — немцы, дальше пока не вижу, пожары слепят. Возьми правее, а не то нас пламя осветит.
Снова приложив к глазам бинокль, я смотрел на развалины города.
— Боцман, мне кажется или вон там что-то похожее на пристань?
— Да, товарищ капитан, это действительно пристань речного вокзала, там речные трамвайчики швартуются.
— И на ней вроде бы никого нет. Подойди туда и высади меня.
— Хорошо, товарищ капитан, приготовьтесь!
Несмотря на то что в принципе было достаточно светло, чтобы нас рассмотреть, мы были как невидимки; наверное, этому способствовала отличная маскировка катера. Со стороны мы были похожи на огромный плавучий куст. Оттолкнувшись от палубы катера, я запрыгнул на берег. Держа карабин наготове, медленно перебирая ногами, настороженно двинулся в сторону ближайших развалин. С собой я решил никого не брать — людей и в экипаже не хватало — и потому в одиночку шел по разрушенному городу в сторону ближайшей перестрелки.
Как меня взяли, я, честно говоря, прощелкал. Шуршание справа и удар в затылок, когда я развернулся на звук. В том, что меня взяли спецы, я не сомневался и, когда сознание пришло в норму, стал вслушиваться в разговор стоящих рядом людей.
— Ты где его взял, Генрих? — Разговор шел на немецком, что меня, честно говоря, не удивило, но и не больно-то расстроило.
— В развалинах магазина, герр лейтенант. Шел в сторону обороняющихся русских частей справа от нас. Вооружен нашим карабином — видимо, трофей, герр лейтенант.
— Вот как? Хорошо. Проверьте, не очнулся ли он!
Сильный удар носком сапога под ребра вывел меня из себя.
Я заорал на немецком, не глядя на немцев:
— Какая сволочь это сделала? — и, открыв глаза, сердито посмотрел на стоящего рядом громилу фельдфебеля.
