Ко мне быстрым шагом шел Волков. Подойдя, доложился, что он со своими бойцами взял в плен старшего полицая.
— Хорошо, молодцы, сейчас пойдем и допросим, он хоть целый?
— Вроде того, товарищ капитан, — замялся сержант.
— Та-ак, его еще допросить можно?
Волков виновато опустил голову. Рассказ Волкова мог бы вызвать у меня улыбку, но мне было не до смеха. Поглядев, как из леса цепью выходят бойцы, мы пошли к дому, где находился пленный.
Главарю полицаев сломали челюсть. Нет, не так. Когда его пытались скрутить, он смог вырваться, но один из бойцов успел поставить подножку, и этот кабан с высоты своего огромного роста треснулся челюстью о порог двери.
Оставив Карапузова разбираться с зачисткой деревни, я прошел к дому с многочисленными следами пуль в стенах. Войдя, я пригнулся, входя в низкую дверь и очутился в большой комнате. Пройдя мимо беленой известью печки, сел на лавку напротив главаря.
— Ну и кто же ты такой? — спросил я вслух, ни к кому особенно-то не обращаясь. Взяв со стола книжечку и полистав, стал читать вслух: — Старший полицай Федор Бондарчук, хм, смешно. Что ж ты, гнида, такую фамилию позоришь?
Посмотрев внимательно на опутанного веревками полицая, кивнул на челюсть, по которой стекала розовая ниточка слюны.
— Как, болезный, не болит?
Поймав свирепый взгляд, я обратился к стоящему рядом Волкову.
— Ты смотри, сержант, не уважает он нас, брезгует говорить с советскими командирами. — Посмотрев на полицая немигающим взглядом, представляя, что передо мной просто кусок мяса, предельно жестким голосом рявкнул: — Ты никто и звать тебя никак! У тебя есть выбор: умереть легкой смертью, рассказав все, что мы спросим, или долгой и тяжелой, если будешь молчать. И не вращай глазами, знаю, что со сломанной челюстью можно говорить. Да, больно, но можно.
Все-таки мы сломали его, правда, в переносном смысле, до крайности дойти еще не успели, видимо, полицай понял, что мы пойдем на все.
В принципе этот полицай знал не так много, как мне хотелось бы.
В этой деревушке они находились уже более десяти дней, составляли один из узлов по отлову окруженцев, и, кстати, работали довольно продуктивно, так как за это время взяли и уничтожили около двухсот окруженцев. Группы бойцов выходили на деревушку довольно часто, бывали даже одиночки. Хорошо поставленная группа дозорных неплохо справлялась со своим делом, вот только с нами у них вышел прокол. Часовые, заметив нашу группу разведки, подумали, что это все что есть, и спокойно пропустили их в деревню, сопровождая по бокам. Но они вместо того чтобы искать еду, стали просто обыскивать хаты, это ввело главного в удивление, и он приказал отпустить разведку обратно, проследив ее путь. А когда узнал, что там целая толпа русских, да еще практически невооруженная, да еще и с бабами, то вообще пребывал в эйфории от такой удачи.
А вот захват Волковым Бондарчука с замом стал роковым для полицаев. О плане главного знал только его зам, которого закололи ножом, когда дрались в сенях, и наша атака стала для полицаев неожиданной.
— Слушай, сержант, зачем они вообще к вам приперлись, да еще сами, не послав подручных?
— Так, товарищ капитан, это не они к нам, а мы к ним. У них тут в подполе целый бункер с бойницами, вот мы и зашли в этот дом. Кто же знал, что тут главные прячутся.
В это время дверь отворилась, и к нам зашли несколько незнакомых командиров. Один из них был в звании полковника, перевязанный левый глаз делал его похожим на Кутузова.
Вскочив с лавки, я кинул руку к фуражке и отрапортовал:
— Товарищ полковник, капитан Михайлов, проводим допрос захваченного в плен вражеского пособника.
— Много сообщить успел?
— Сколько знал, все рассказал.
— Хорошо. Повесить! — неожиданно жестко приказал полковник. Я не палач, поэтому отошел в сторону, когда двое бойцов подхватили мычащего предателя и поволокли его к выходу.
— Удивляешься, капитан, что я приказал его повесить? — с любопытством спросил меня полковник, присаживаясь на лавку и кладя руки на стол.
— Да нет, товарищ полковник, не особо, — пожал я плечами.
— А я все-таки скажу. Там в лесу, в трех километрах от деревни мои разведчики наткнулись на овраг, который был почти доверху заполнен убитыми бойцами. Нашими бойцами, капитан, понимаешь?
Я кивнул и как наяву представил себе этот овраг.
«Да уж, за подобное не только линчевать надо, а и похуже!»
— Дорога телегами накатана была, вот мы и пошли по следам. Там с вашими встретились, остальное ты знаешь. Что скажешь, капитан?
— Да, вы были правы, товарищ полковник, что предателя надо повесить.
— Да я не об этом, что собираешься делать?
— Так под ваше командование, товарищ полковник, как старшего по званию.
— Хорошо, пока пойдешь в подчинение к майору Говорухину, а там дальше видно будет. Твоих бойцов распределим по ротам.
Я с интересом посмотрел на стоящего справа от полковника майора Говорухина.
«Что-то день какой-то странный, уже второй артист или режиссер, еще Михалкова встретить, так вообще хоть фильм снимай!» — подумал я.
Познакомившись с майором и остальными присутствующими командирами, мы с Говорухиным вышли из дома. В деревне было столпотворение от сотен бойцов и командиров. Вот мимо забора проехала артиллерийская упряжка с сорокапятимиллиметровой пушкой. Проводив ее взглядом, я спросил у майора:
— Какие будут приказы, товарищ майор?
— Расскажи о себе, капитан. Мне надо знать, кем я буду командовать.
Мы подошли к завалинке дома и, сев на нее, повели неспешный разговор. Рассказывал я сжато; если Говорухина интересовал какой-то момент, то уже более подробно. Нас постоянно прерывали, подходили разные командиры, которых майор сразу представлял мне. После того как я закончил, Говорухин, докуривая уже восьмую трофейную папиросу, спросил:
— И как этот генерал себя вел? Страха не показывал?
— Нет, пока я ему пару пальцев не сломал, все пыжился, а после сразу словесный понос пошел.
— Хорошо, хватит только им наших генералов в плен брать, — затоптав папиросу, пробормотал он.
— Еще немало возьмут, пока воевать не научимся, — неожиданно для себя буркнул я.
— Слушай, капитан, ты мне эти пораженческие разговоры брось. Бойцы и командиры и так не в себе оттого, что отступаем, еще ты тут! — жестко приказал майор и, поднявшись, спросил: — Раз ты такой умный, скажи, чья будет победа?
Встав, я хлопнул его по плечу и с улыбкой ответил:
— Наша, чья же еще. Стоит только посмотреть на карту нашей страны и карту немецкой, тогда сразу становится понятно, чья возьмет. К тому же неудачи наших войск довольно легко объяснить, я интересовался этим вопросом.
