Роль Ларисы заканчивалась где-то посередине фильма. Она умирала, и потом интрига крутилась вокруг вопроса: «Кто убил Жози?» В момент смерти, лежа в гробу, Лариса ощутила сильное внутреннее беспокойство. Ей вдруг показалось, что за ней НАБЛЮДАЮТ. Не смотрят, а именно наблюдают. Внимательно, исподтишка. Откуда взялось это странное чувство? Инга крикнула: «Стоп!» — кадр был снят. Лариса встала из гроба и огляделась. Инга уже отдавала указания оператору, Верочка суетилась около Лили Каримовны. Остальные члены съемочной группы тоже были заняты своими делами.
— Лариса! — позвала ее Инга. — Подойди сюда! Лариса подошла и вопросительно посмотрела на нее.
— Сегодня последний день твоей работы. Сейчас я устрою импровизированный фуршет. Отметим это.
Через пару минут благодаря стараниям рыженькой Верочки столик был накрыт. Лариса обратила внимание, что любые приказания Инги выполняются мгновенно и беспрекословно. По одному взмаху руки. За столиком были только они. Вдвоем. Инга и Лариса. Две чашки кофе, фигурный шоколад в вазочке. Маленький торт со взбитыми сливками.
— Верочка! Ширму!
Верочка откуда-то притащила китайскую ширму, и Лариса с Ингой оказались отрезанными от всего мира. Инга рассказывала разные истории из своей жизни, курьезные случаи. Ларису не покидало ощущение, что Инга играет. Точно, рассчитанно, умело. И ни на йоту не выходит из образа, придуманного ею. Лариса любовалась Ингой, как любуются совершенным произведением искусства. И в тот момент Лариса поняла, что ей хотелось бы и дальше работать с Ингой, видеть ее. Хотя бы изредка. Иногда. Инга могла быть какой угодно: внимательной, задумчивой, серьезной, высокомерной, величавой. Но все равно в Инге была внутренняя цельность. Что бы она ни делала и ни говорила, она оставалась самой собой. Светской львицей Ингой Бартоль.
— Можно, я буду приходить и смотреть, как снимается фильм? — спросила Лариса.
— Не стоит, — сказала Инга. — Потом еще будет озвучка роли. Тогда и придешь.
Лариса поняла, что Инга отсекает ее, вырезает из своей жизни, как ненужный, лишний кадр. Свою задачу Лариса выполнила, и теперь ей надо сойти со сцены.
После того как кофе был выпит и Лариса поняла, что короткометражка под названием «Прощание с Ингой» снята, Инга достала из сумочки флакончик духов и протянула Ларисе:
— Это от меня, на память.
Лариса посмотрела на этикетку. Духи «Красная Москва».
— Обожаю этот запах. Он напоминает мне о любимой бабушке. — На мгновение воцарилась печальная пауза. Только на мгновение. Затем последовала ослепительная улыбка Инги. — Ну, вот и все.
«Действительно, все, — подумала Лариса. — Окончен бал».
— Я позвоню, когда будем озвучивать, — сказала Инга.
На другой день Лариса рыдала в кабинете Силаева.
— Я хочу сниматься. Опять! У Инги! Мне так все понравилось!
— Ну, ну! — Сипаев достал из кармана клетчатый носовой платок не первой свежести и протянул его Ларисе. — Будешь плакать — подурнеешь!
— И пусть! Наплевать!
— Лариса, ты как ребенок, честное слово. Может, этим ты мне и нравишься? Взрослая женщина, а мыслишь детскими категориями. Инга — это мираж. Да, она очаровывает людей, но ненадолго. На то время, пока ей это нужно. Люди для Инги — мусор. Она ими просто пользуется, вот и все. Это умная, жесткая, беспринципная женщина.
— Какой ужас!
— Норма, девочка, норма. По-другому в нашей жизни и нельзя. Либо ты используешь людей, либо они — тебя. Третьего не дано. Кончила плакать? Давай теперь поговорим о новой пьесе.
— Какой?
— Я хочу поставить Жана Кокто «Человеческий голос». Это монолог. Ты становишься известной и можешь уже вытянуть весь вечер.
— Откуда известность-то? — горько улыбнулась Лариса.
— Как только фильм Инги выйдет на экраны, тебя будут узнавать в лицо. Вот увидишь! Нет, работа с Ингой — это здорово!
— Да… здорово, — вяло откликнулась Лариса. — Так здорово, что дальше некуда. Сняли и выкинули.
— Да. Ты сказала правильно. Именно так. И относиться к этому надо философски. Никогда и ни к кому не привязывайся, если хочешь сохранить спокойное состояние духа. А для актрисы — это необходимость номер один. Когда-нибудь ты поймешь, что жизнь — это долгая дорога, и все люди, встреченные тобой, — случайные попутчики. Это не катастрофа. Катастрофа приходит тогда, когда мы теряем близких людей и ничего не можем с этим поделать. У меня дочь погибла примерно в таком возрасте, как ты, — лицо Силаева помрачнело. — Переходила дорогу, и внезапно из-за поворота выскочил грузовик с пьяным водителем. Насмерть. — Наступило молчание. — Все поняла, что я сказал?
— Да.
— Тогда иди и не куксись.
Дома, спрятав флакон с духами «Красная Москва» в шкатулку, подаренную Эмилией Григорьевной, Лариса с нежностью подумала о своей бывшей наставнице. Она иногда звонила ей, как и Николаю Степановичу, и давала краткий отчет о своей жизни. Сипаев прав, все в жизни надо рассматривать как временное явление. Было — и прошло. А потом придет что-то другое. Она вспомнила, как переживала после разрыва с Шумилиным. И что? Время залечило эту рану. Теперь-то она и лицо Шумилина вспомнит с трудом, а тогда ей казалось, что жизнь завершена — окончательно и бесповоротно…
Не прошло и двух недель после выхода фильма Инги Бартоль на экраны, как Ларису пригласили сниматься в другом фильме. Модный режиссер Владимир Ковальчук решил сделать картину на тему «жизнь российских мафиози». Лариса должна была играть любовницу киллера, который решил завязать со своим ремеслом, но прежде ему надо выполнить последнее рискованное задание. Прочитав сценарий, Лариса вначале хотела отказаться от фильма. Убогий сюжет, неинтересные герои. Но Сипаев отговорил ее от этого.
— Да плевать тебе на сюжет. Тебе известность нужна! Мелькание на экране. Если ты будешь ждать шедевра, незаметно состаришься и выйдешь в тираж. Наше время вообще шедевров не рождает. Ничего не бери в голову, снимайся, и все. Потом, глядишь, предложат что-то приличное. Ты пока находишься не в том статусе, чтобы капризничать, выбирать. Я прав? Или ты уже завалена предложениями и сценариями?
— Правы, правы. Как всегда.
— Найди изюминку в своей героине, тогда тебе будет интересно ее играть.
— Постараюсь, — вздохнула Лариса.
Киллера играл популярный актер Валерий Сергеев. Он не был красив, но зато — безумно обаятелен и остроумен. Между ними возник роман. Лариса неожиданно почувствовала, что стала совершенно другой женщиной: веселой, раскованной. Ей нравилось отвечать на рискованные шутки Сергеева, смеяться, кокетничать. «Я не узнаю себя, — думала Лариса. — Как странно! Мне уже не хочется сидеть затворницей дома и читать книжки. Мне хочется куда-то выходить, веселиться».
Роман с Сергеевым был легким и необременительным. Валера охотно водил ее в рестораны и на светские вечеринки. Их фотографии стали попадать в СМИ. Правда, с такими комментариями, что хотелось пойти в туалет и вымыть руки. Заголовки и подписи под снимками были примерно такими: «Новая женщина российского „американца“ (Валера некоторое время жил и работал в Америке). „Роман на час“, „Мафиозная парочка“ и так далее.
