Потом Роуан обратилась мыслями к матери, чью близость
ощущала постоянно, а потому в беседе с ней слова были не нужны. Мешали лишь
воспоминания о старухе, и она всеми силами гнала их прочь.
Не забыла она и о старых друзьях в Калифорнии, которых
обзвонила за последние недели и чудесно поболтала с ними по телефону. Все они
очень порадовались за нее, хотя и не до конца осознали, насколько богата и
жизнерадостна эта старомодная сторона, куда ее занесло. Барбара хотела приехать,
но в Принсентонском университете уже начался семестр, Дженни уезжала в Европу,
что до Мэтти, то ей предстояло со дня на день родить. Несмотря на
категорический запрет, все они прислали изумительные подарки. У нее было
предчувствие, что вскоре они непременно встретятся и что это произойдет в самом
ближайшем будущем – по крайней мере, еще до того, как начнется ее настоящая
работа по претворению в жизнь мечты о Мэйфейровском медицинском центре.
Молитвы Роуан завершила не совсем обычным образом: зажгла
свечи для обеих своих матерей, а потом еще одну – для Анты. И даже для Стеллы.
Как спокойно становится на душе при виде этих крошечных язычков пламени,
танцующих перед статуей Девы Марии! Неудивительно, что мудрые католики завели
подобный ритуал. Действительно верится, что изящное пламя – живая молитва.
Затем она прошла в ризницу, где Майкл отлично коротал время
за приятной беседой со старым добрым священником о былых временах.
Через несколько секунд, в час пополудни, должна наконец
начаться свадебная церемония.
Вся в белом, Роуан неподвижно застыла в мечтательном
ожидании. Единственной цветной нотой в ее облике был мерцающий зеленоватый
блеск изумруда поверх кружева на груди. Даже пепельные волосы и серые глаза
казались в зеркале бесцветными. А драгоценное украшение, как ни странно,
заставило ее вспомнить о католических статуэтках Иисуса и Марии с ярко
раскрашенными сердцами – вроде той, что она в гневе разбила в спальне матери.
Впрочем, все гнетущие мысли были сейчас где-то далеко.
Огромный неф церкви Успения Богоматери был забит до отказа. Мэйфейры приехали
из Нью-Йорка и Лос-Анджелеса, Атланты и Далласа. Их собралось больше двух
тысяч. По проходу в такт величественным аккордам органа одна за другой
двинулись подружки невесты: Клэнси, Сесилия, Марианна, Полли и Регина Мэйфейр.
Беатрис выглядела блистательно, даже лучше молодых. Шаферы – все, естественно,
тоже Мэйфейры и красавцы – готовились взять их под руки. И вот момент настал…
Она вдруг испугалась, что забудет, как правильно
переставлять ноги. Но нет, не забыла. Быстро поправила длинную, пышную белую
фату, улыбнулась Моне, девочке с букетом, как всегда прелестной, с неизменной
ленточкой в рыжих волосах, и взяла Эрона под руку. Под звуки торжественной
музыки они вместе проследовали за Моной. Роуан скользила отрешенным взглядом по
сотням лиц по обе стороны от себя, даже сквозь белую дымку фаты ослепленная
сиянием множества зажженных у алтаря свечей.
Запомнит ли она эту минуту навсегда? Букет белых цветов в
руке, теплую, лучезарную улыбку на обращенном к ней лице Эрона и сознание
собственной красоты, какое, наверное, бывает у всех невест.
Когда она наконец увидела Майкла, совершенно восхитительного
в серой визитке с широким галстуком, на глаза навернулись слезы. Он
действительно выглядел великолепно, ее возлюбленный, ее ангел, который с
сияющей улыбкой стоял в ожидании у алтаря, сцепив перед собой руки – на этот
раз без жутких перчаток – и слегка наклонив голову, словно хотел заслонить свою
душу от лившегося отовсюду яркого света. А для нее в этот момент самым ярким
светом были его голубые глаза.
Майкл шагнул к невесте. Роуан повернулась к Эрону, и тот,
приподняв фату, грациозным движением отбросил ее назад. Плечи Роуан будто
окутало мягкое облако, и на нее снизошел долгожданный покой, а по всему телу
пробежала дрожь. Впервые в жизни ей довелось участвовать в церемонии,
освященной веками. Фата, убранная с лица, казалась не символом чистоты и
скромности, а символом одиночества. Эрон вложил ее руку в руку Майкла.
– Береги ее, Майкл, – прошептал он.
Она закрыла глаза, желая навечно продлить это ощущение, а
затем медленно окинула взглядом сверкающий алтарь, где в несколько рядов стояли
изумительные деревянные скульптуры святых.
Едва священник начал произносить традиционные слова, глаза
Майкла тоже подернулись влагой и Роуан ощутила его дрожь. Он сильнее сжал ее
локоть.
Роуан опасалась, что голос подведет ее. Утром у нее случился
небольшой приступ дурноты – возможно, от волнения, – и вот теперь голова
снова слегка закружилась.
Однако в эти минуты покоя и отрешенности Роуан вдруг поймала
себя на мысли, что сам обряд словно наделяет их с Майклом огромной энергией,
создавая вокруг невидимый щит. Ее старые друзья – да и она вместе с ними –
когда-то посмеивались над подобными вещами. Но теперь, оказавшись одной из
центральных фигур церемонии, она наслаждалась каждым мигом и широко распахнула
сердце навстречу охватившей все ее существо благодати.
Наконец зазвучала по традиции включаемая в официальную
клятву цитата из старинного легата Мэйфейров:
– …Ныне и вовеки в общественной и частной жизни, перед
семьей и всеми людьми именоваться во всех без исключения качествах только Роуан
Мэйфейр, дочь Дейрдре Мэйфейр, каковая была дочерью Анты Мэйфейр, в то время
как твой законный муж будет носить собственную фамилию…
– Да.
– Итак, берешь ли ты этого мужчину, Майкла Джеймса
Тимоти Карри…
– Да.
Последние слова эхом отозвались под высоким сводчатым
потолком – и все завершилось. Майкл повернулся и заключил Роуан в объятия. В
уютной темноте их гостиничной спальни он делал это тысячи раз, и все же каким
изумительным оказался традиционный поцелуй на глазах у всех… Она закрыла глаза
и полностью подчинилась его волшебной силе. Все присутствующие застыли в
молчании.
В наступившей тишине она услышала шепот:
– Я люблю тебя, Роуан Мэйфейр.
– Я люблю тебя, Майкл Карри, мой архангел, –
ответила она и, прижавшись к нему как можно теснее, не обращая внимания на его
накрахмаленную отутюженность, поцеловала его еще раз.
Прозвучали первые аккорды свадебного марша – громкие,
резкие, полные величавой торжественности. По церкви пронесся оживленный шум.
Роуан повернулась лицом к огромному собранию и, взяв под руку Майкла, быстрым
шагом двинулась по длинному проходу, освещенному пробивавшимися сквозь витражи
лучами солнца.
С обеих сторон она ловила улыбки, кивки, взволнованные
взгляды, будто охватившая ее безграничная радость разлилась и по всей церкви.
