Наконец все было снято и убрано. Молодые уселись на кровати,
чтобы выпить шампанского, – как и положено, оно пенилось через край и
оказалось сухим, очень холодным и вкусным. В отличие от Роуан, облачившейся в
ночную рубашку, Майкл не стал надевать пижаму и остался обнаженным Естественно,
они не в силах были удержаться от взаимных ласк и вскоре, забыв об усталости,
поддались очарованию мягкого света и угодили в маняще соблазнительный плен
великолепной новой кровати. В обоих вскипела неистовая страсть…
Все прошло быстро и бурно – именно так, как ей нравилось.
При этом гигантская кровать красного дерева даже не шелохнулась, словно была
высечена из камня.
Потом Роуан, сонная, довольная, лежала, прижавшись к мужу, и
прислушивалась к ровному биению его сердца. Через какое-то время она села,
разгладила помятую рубашку и выпила большой глоток холодного шампанского.
Майкл сел рядом, согнув одно колено. Он зажег сигарету и
откинул голову на высокую спинку кровати.
– Это был чудесный день, Роуан, все прошло как по
маслу, без сучка без задоринки. Я и не знал, что бывают такие идеальные дни.
«Если не считать того, что тебе привиделось нечто и оно тебя
напугало», – подумала Роуан, однако вслух ничего не сказала, потому что,
несмотря ни на какие странности, день был действительно чудесный. Можно даже
сказать – идеальный день! И ничто не могло его испортить.
Она снова пригубила шампанского, наслаждаясь вкусом
чудесного напитка и собственной усталостью и понимая, что все еще слишком
взвинчена, чтобы закрыть глаза.
Внезапно, как и утром, на нее накатила волна головокружения
с привкусом тошноты. Она помахала рукой, отгоняя сигаретный дым.
– В чем дело?
– Ерунда, просто нервы, я думаю. Пройти по тому проходу
оказалось не легче, чем впервые в жизни взять в руки скальпель.
– Я понимаю, что ты имеешь в виду. Подожди, я потушу
сигарету.
– Дым здесь ни при чем. Я ведь тоже курю.
Нет, все-таки дело именно в сигаретах. То же самое было
утром. Роуан поднялась с кровати и отправилась босиком в ванную. Легкий шелк
ночной рубашки, такой невесомый, что она его совершенно не ощущала, окутал тело
до самых пяток.
Алка-зельцер, единственного средства, которое всегда
помогало в таких случаях, в ванной не оказалось. Но она помнила, что привезла
несколько пакетиков и положила в кухонный шкафчик вместе с аспирином, пластырем
и другими домашними лекарствами. Роуан вернулась в спальню, чтобы надеть
тапочки и пеньюар.
– Куда собралась? – поинтересовался Майкл.
– Вниз, за алка-зельцер. Не знаю, что со мной такое. Я
быстро.
– Погоди, Роуан, я принесу.
– Оставайся здесь. Ты не одет. Я вернусь через две
секунды. Черт с ним, поеду в лифте.
Дом не был погружен в абсолютную темноту. Сквозь
многочисленные окна из сада струился тусклый свет, освещая натертые полы
коридора, столовую и даже буфетную. Она с легкостью находила дорогу.
Алка-зельцер обнаружился в шкафчике с новыми хрустальными
стаканами, купленными ею во время шумной экскурсии по магазинам вместе с Лили и
Беа. Роуан подошла к маленькой раковине, наполнила стакан и тут же выпила
препарат.
Она закрыла глаза. Да, лучше. Возможно, это всего лишь
самовнушение, но ей определенно лучше.
– Хорошо. Я рад, что тебе лучше.
– Спасибо, – машинально откликнулась Роуан, успев
лишь подумать: «Надо же, какой приятный голос – мягкий, с примесью шотландского
акцента, кажется. Красивый, мелодичный голос…»
И в тот же момент глаза ее удивленно распахнулись. Вздрогнув
всем телом, она привалилась спиной к дверце холодильника.
Он стоял по другую сторону кухонного стола. На расстоянии
трех футов. Голос его звучал тихо, проникновенно. Но выражение лица было слегка
отстраненное и абсолютно человеческое. Чуть обиженное, возможно, но не просящее,
как это было той ночью в Тайбуроне. Нет, совершенно другое.
Наверное, он самый обыкновенный человек. Все это какая-то
шутка. Нет, точно, он самый обыкновенный человек. Стоит здесь на кухне и
смотрит на нее. Высокий мужчина с каштановыми волосами, большими темными
глазами и красиво очерченным чувственным ртом.
В свете, проникавшем с улицы сквозь стеклянную дверь, можно
было ясно разглядеть и его рубашку, и жилет из сыромятной кожи. Старинный
наряд, сшитый вручную, с неровными швами и большими пышными рукавами.
– Ну, красавица? Где твоя воля, которая меня
уничтожит? – прошептал он тем же тихим, дрожащим и проникновенным
голосом. – Где твоя хваленая сила, которая отправит меня обратно в ад?
Она не могла унять охватившую ее дрожь. Стакан выскочил из
мокрых пальцев и, с глухим стуком ударившись о пол, откатился в сторону. Из
груди вырвался глубокий прерывистый вздох. Она смотрела на него не отрываясь,
однако, несмотря на шок, не утратила способности рассуждать и отметила про себя,
что он достаточно высок – наверное, больше шести футов, – что у него мощно
развитые, мускулистые плечи и сильные руки, что черты его лица безукоризненны,
а волосы, словно тронутые ветром, слегка растрепаны. Совершенно не тот
изнеженный, женоподобный тип, которого она видела в Калифорнии, нет, не тот.
– Чтобы лучше любить тебя, Роуан! – прошептал
он. – Как бы ты хотела, чтобы я выглядел? Он не идеален, Роуан. Он
человек, но не идеал. Нет.
Какую-то секунду страх был так силен, что внутри все сжалось
и ей подумалось, что она вот-вот умрет. Сделав над собой усилие, она на
дрожащих ногах в ярости шагнула вперед и, потянувшись через стол, дотронулась
до его щеки.
Колючая, как у Майкла. А губы гладкие. Господи!
Она снова отпрянула и застыла как парализованная, не в силах
больше двинуться или произнести хоть слово. Ее охватила дрожь.
– Ты боишься меня, Роуан? – спросил он, едва
шевеля губами, с которых она не сводила глаз. – Почему? Ты приказала
оставить твоего друга, Эрона, в покое, и я подчинился. Разве нет?
– Чего ты хочешь?
– О, это долго рассказывать, – ответил он с
усилившимся шотландским акцентом. – А ведь он ждет – твой возлюбленный и
твой муж… Ведь это ваша брачная ночь. И он начинает беспокоиться, не понимая,
почему ты медлишь и не возвращаешься.
Лицо его смягчилось, искаженное внезапной болью. Как могла
иллюзия быть такой реальной?
