— Но после недавних событий я отвратительно выгляжу, поэтому… — начал было оправдываться Аркадий, но его собеседница не дала ему договорить:
— Это для меня не главное. Я могу приехать туда, куда ты скажешь. Если ты хочешь, то я это сделаю прямо сейчас.
— Сейчас?
— Да, сейчас. Где ты живешь?
— Нет. Мы встретимся с тобой где-нибудь в центре.
— На самом деле я очень сильно переживаю за тебя. Как-то странно все сложилось… И моя подруга осталась без известий о своем любимом человеке, и тебя я не могу увидеть уже который день…
— Мы обязательно увидимся сегодня. Я прямо сейчас собираюсь, привожу себя в порядок и через часа три заскакиваю за тобой в офис. Хорошо? — пытался быть убедительным Аркадий.
— Я жду тебя. С нетерпением, — трепетно произнесла она.
— Все!
Аркадий встретился с Машей ни живой ни мертвый. Даже такой семижильный и «пуленепробиваемый» человек, как он, не мог выдержать невероятно мощный каскад трагических событий последних дней да еще скрывать от Маши свое состояние и пытаться казаться непоколебимым. Он стоял около ее офиса и держал в руке огромную белую розу, а Маша смотрела на него восторженными, блестящими глазами и каждому его слову, казалось, придавала космическое значение.
— Если бы ты только знала, как я сейчас рад просто стоять с тобой на улице и…
— Я тоже безумно рада видеть тебя живым и невредимым.
— Можно я тебя поцелую? — спросил Аркадий, вручая Маше розу.
— В щеку или в губы? — лукаво спросила девушка, но потом, словно бы и сама засмущавшись своего «нескромного» вопроса, полуприкрыла глаза и потянулась к нему с поцелуем.
Рожденное им ощущение близости обрадовало их обоих. Это был настолько откровенный поцелуй, что после него уже не нужны никакие слова, кроме самого простого и откровенного приглашения, высказанного тихим, словно бы просящим голосом:
— Поедем ко мне…
Близилась полночь, когда Маша зажгла ночник. До этого они лежали на диване, закутанные простыней и слившиеся в долгом объятии после первой интимной близости, все еще державшей их своим теплом. Когда гостиная немного осветилась, они молча посмотрели в глаза друг друга. И этот безмолвно интимный диалог сблизил их еще сильнее, ибо с кем, как не с самым близким на этой планете человеком, можно разговаривать взглядами?
Но если Маша наивно и откровенно восхищалась своей новой влюбленностью, понимая, что наступил праздник всех чувств и ощущений, сопровождаемых сильнейшей тягой к удивительному во всех отношениях «Антону», то душа Аркадия была настолько отягощена памятью о кровавых событиях последних дней, что он уже был просто не в состоянии радоваться столь прекрасному и простому человеческому счастью, как теплый полумрак уютной комнаты и красивая обнаженная и влюбленная в тебя девушка рядом.
— Я хочу кое-что сказать тебе. Кое-что важное. Но только ты, пожалуйста, отнесись к этому не как к пустым словам. Не как к случайно нахлынувшему чувству. Ладно? — прошептала она ему на ухо, словно бы опасалась, что их могут подслушать.
— Ладно, — шепнул в ответ Аркадий.
— Мне кажется, что я наконец нашла именно того человека, которого искала и ждала всю жизнь. И ведь подумать только, я знаю тебя всего несколько дней, а мое сердце уже само приняло решение.
— Ты знаешь, мне как взрослому мужчине, быть может, стыдно говорить такое, но то, что сейчас произошло между нами, не сравнимо ни с чем, что я когда-либо ощущал раньше, — сказал Аркадий и сам не понял — наврал он или нет.
— Такое впечатление, будто мы летаем где-то в облаках, — касаясь губами щеки Аркадия, говорила Маша.
— Машенька, мне рядом с тобой так хорошо и спокойно. Я даже не могу объяснить себе, почему это происходит, но мне кажется, я защищен тобой от всего мрачного и печального, что есть в моей жизни.
— А мне кажется, что мы с тобой знакомы давным-давно. И все эти годы просто ждали, когда снова встретимся. Спасибо тебе, что ты пришел в мою жизнь. Знаю, что это звучит очень банально, но, к сожалению, я не поэтесса и не умею красиво выражать свои чувства.
— Так это же прекрасно! — горячо откликнулся Аркадий. — Я и люблю тебя именно за твою искренность и чистоту. Не хватало еще уродовать их разными красивостями! Да и что за удовольствие заниматься любовью с поэтессой! — неожиданно усмехнулся он.
— А ты пробовал?
— Не важно. Я просто представил себе, как отдающаяся поэтесса даже в самый апогей страсти продолжает думать о том, как она изложит все это в стихах. Ну и какой искренности можно ждать от подобной дуры? Нет уж, милая моя, оставайся лучше такой, какая ты есть!
— Обещаю. Но сейчас у меня такое впечатление, будто мы летаем где-то в облаках…
— Опять поэзия? — с притворным негодованием воскликнул Аркадий, и оба засмеялись.
— А поедем танцевать! Я хочу танцевать! — неожиданно воскликнула Маша, после чего, обнаженная, легкая и прекрасная, соскочила с дивана и потянула Аркадия за руку. — Вставай же, лентяй, вечер еще только начинается! Или же вам, сударь, было нужно от бедной девушки только одно, и теперь вы подумаете над тем, как бы поскорее удрать?
— Знаешь… — начал было Аркадий, но неожиданно переменился в лице и уверенно сказал: — Поехали! И потом я готов приковать тебя к себе наручниками, лишь бы ты сама от меня не удрала! — отшутился Аркадий.
— Ну так поедем туда, где много людей! Я хочу, чтобы все видели, какие мы счастливые!
— Вперед, графиня, ваш верный рыцарь готов для вас на любые подвиги!
— Только ты не думай, что я легкомысленная дурочка, кидающаяся в объятия первого встречного. У меня вообще впервые в жизни так стремительно развиваются отношения.
— Сейчас я вообще не могу думать ни о чем негативном. У меня появилась ты, а все остальное не имеет ровным счетом никакого значения.
— Я вам верю, рыцарь. Не знаю почему, но верю, — строго сказала Маша, и Аркадий немедленно принялся покрывать ее улыбающиеся губы поцелуями…
Глава 14
«Найдите этих сволочей»
В семь часов вечера на знакомую нам бензоколонку, где в поте лица сколачивала капитал мать бандита Коли, заехал «мерседес», принадлежавший главарю банды Кроту. Машина остановилась на пустынной заправке неподалеку от служебного входа. Через минуту на улице появилась криминальная старуха, одетая в черное пальто и траурный платок. Ее лицо стало неестественно темного цвета от горя по утере сына. В руке она держала видеокассету. Заднее стекло мерса опустилось, и мать Коляна то ли поклонилась, то ли просто нагнулась, чтобы видеть лицо собеседника:
— Здрасте.
— Здравствуй, горемычная, — с пониманием произнес Крот.
— Вот тута на этой пленке записано все. Там хорошо видать машину, за которой Коленька мой погнался. И московские номера машины хорошо видать. У нас тута на заправке камера имеется на всякий случай, и она все записывает. Вот он, этот случай, и настал, — произнесла старуха и начала тихо плакать, закрывая лицо рукой.
