– Ну хоть бы кто-нибудь в нашей семье решал свои
проблемы самостоятельно! – чуть не плача, сетовал дядюшка Джулиен. – Я
так устал! Разве ты не видишь? Я становлюсь все слабее и слабее. Cherie
[7]
,
пожалуйста, носи фиолетовую ленту. Я ничего не имею против розовых тонов, но
они выглядят вульгарно в рыжих волосах. Носи фиолетовый цвет ради своего
дядюшки Джулиена. Ах, как я устал…
– Почему? – спросила она, но дядюшка Джулиен к
этому времени уже исчез.
Это был последний раз, когда Мона видела его во сне. Позже
она купила несколько фиолетовых лент, однако Алисия, убежденная в том, что этот
цвет приносит несчастье, забрала их у дочери. Поэтому у Моны на голове
по-прежнему красовался розовый бант в тон ее ситцевому с кружевами платью.
Бедная Дейрдре, кажется, скончалась в мае прошлого года,
вскоре после того, как Моне привиделся этот сон. Дом на Первой улице перешел в
собственность Роуан и Майкла, и в нем началась великая реставрация. Каждый раз,
проходя мимо, Мона заставала Майкла за работой. То он что-то делал на крыше, то
взбирался на лестницу, то перелезал через высокое железное ограждение или шел
по парапету с молотком в руке.
– Тор!
[8]
– как-то окликнула его она, но он не
расслышал, поэтому в ответ лишь улыбнулся и помахал ей рукой. Да, этот парень
просто умопомрачителен.
Она не могла точно сказать, когда именно ей впервые
приснился дядюшка Джулиен. Поначалу она, конечно, не догадывалась, что он будет
появляться так часто. Возникало ощущение, будто он постоянно присутствовал в
окружающем пространстве.
Ее не сразу осенила идея записывать даты снов и соотносить
их с хронологией событий, происходивших в семействе Мэйфейр. К этому она пришла
позже, когда начала заносить информацию обо всем случившемся во сне и наяву в
файл WSMAYFAIR CHRONO
[9]
.
С каждым месяцем она открывала для себя все новые
возможности компьютерной системы, все больше способов прослеживать свои мысли,
чувства и планы.
Открыв дверь ванной, Мона вышла в кухню. Через стеклянные
двери было видно, как от порыва своенравного ветра всколыхнулась, словно живая,
поверхность воды в бассейне. Девочка сделала несколько шагов вперед, при этом
на сигнальном датчике загорелся красный огонек. Мона бросила взгляд на
расположенную в кухне контрольную панель и обнаружила, что сигнализация
отключена. Вот почему она не сработала, когда девушка открыла окно! Выходит, ей
просто повезло, тем более если учесть, что Мона начисто забыла об этой
чертовщине, а ведь именно сигнализация спасла Майклу жизнь. Дело в том, что он
мог бы умереть, не приходя в сознание, в ледяной воде, если бы вовремя не
подоспели пожарные. Кстати сказать, они прибыли из того самого отделения, где
когда-то работал его отец, уже давно ушедший из жизни.
Майкл… Мону неодолимо тянуло к нему с первой минуты их
встречи. Это было нечто вроде рокового влечения. Не последнюю роль в этом деле
играла его внушительная комплекция, в частности крепкая, мощная шея. Мона
питала особую слабость к этой части мужской фигуры. Она могла пойти в кино
только ради того, чтобы увидеть крупным планом шею Тома Беренджера
[10]
.
Кроме того, ей нравилось присущее Майклу чувство юмора.
Пусть он редко одаривал ее улыбкой, зато не упускал случая разок-другой игриво
ей подмигнуть. А какие у него были глаза! Огромные, голубые и поразительно
невинные. Однажды тетя Беа, очевидно желая сделать ему комплимент, сказала во
всеуслышанье:
– Люди такого типа всегда обращают на себя внимание!
Даже Гиффорд не могла не согласиться с таким утверждением.
Обычно мужчины хорошего сложения редко блистают умом. Однако
Мэйфейры являлись приятным исключением из этого правила От природы
интеллектуалы, они всегда отличались правильными пропорциями. Если на ком-то из
них плохо сидела одежда от братьев Брукс или от «Барберри», значит, он не был
чистокровным Мэйфейром. От таких можно было ждать чего угодно. И глазом не
моргнут, подложат вам яду в чай. А ведут себя точно заводные куклы, вышколенные
в Гарвардском университете. Загорелые, аккуратно причесанные, они только и
делают, что направо и налево пожимают всем руки.
Даже кузен Пирс, гордость и радость Райена, не избежал этой
участи и превратился в глянцевого двойника своего отца Ему под стать была
очаровательная кузина Клэнси, которая являла собой уменьшенную копию тети
Гиффорд, хотя в отличие от нее обладала крепким здоровьем. Пирс, Райен и
Клэнси, адвокаты корпорации, выглядели так, будто были сделаны из винила
Главной задачей в их жизни было изыскивать всевозможные способы избежания
любого рода внешнего беспокойства.
Юридическая контора «Мэйфейр и Мэйфейр», казалось, кишела
виниловыми людьми.
– Не обращай внимания, – сказала однажды мать в
ответ на критические замечания Моны. – Они денно и нощно пекутся о
деньгах. Благодаря им мы избавлены от необходимости отягощать себя заботами о
собственном благосостоянии.
– Не уверена, что подобное распределение ролей мне по
душе, – ответила Мона, наблюдая за тем, как мать проносит сигарету мимо
рта, после чего пытается нащупать рукой стакан вина на столе.
Мона подтолкнула стакан к ней. Она ненавидела себя за этот
жест, но ей было мучительно больно видеть, что мать не в состоянии самостоятельно
справиться даже с таким элементарным делом.
Однако Майкл Карри отличался от прочих представителей
мужской половины Мэйфейров. Этому уравновешенному, невозмутимому лохматому
здоровяку явно недоставало своеобразного лоска, свойственного мужчинам типа Райена, –
лоска нестареющего выпускника частной школы. Тем не менее, когда Майкл надевал
очки в темной оправе и садился читать Диккенса, от него невозможно было глаз
оторвать – до того притягательно он выглядел в чисто физическом плане. Именно
таким Мона застала его, когда сегодня в полдень поднялась к нему в комнату.
Предстоящее праздничное шествие Майкла нисколько не интересовало. Он даже не
хотел спускаться вниз. Судя по всему, ему до сих пор не удалось до конца
оправиться от удара, нанесенного Роуан. Время для него ничего не значило,
вернее сказать, он сознательно от него отмахивался, поскольку следом за
размышлениями о сменявших друг друга днях и ночах сразу же приходили мысли о
Роуан, точнее о том, как давно она его покинула.
– Что ты читаешь? – спросила его Мона.
