Миссис Уайт открыла от изумления рот. Через несколько секунд она попыталась взять себя в руки.
— Это… это дешевый трюк, — запинаясь, растерянно пробормотала она.
— Миссис Уайт, ваша уверенность в том, что вы можете судить о пристойности или непристойности, после этого хоть немного поколебалась? — не обращая внимания на ее растерянность, поинтересовался Майк Барретт.
— Это разные вещи… вы вырвали кусок из Библии, из контекста… все эти слова… из разных глав Библии…
— Миссис Уайт, вы обязаны ответить на вопрос представителя защиты, — строго прервал ее судья Апшо. — Стенографист, запишите, что ответ не по существу дела. Прочитайте, пожалуйста, еще раз вопрос.
Вопрос был зачитан во второй раз.
— Конечно, я знаю, что непристойно, а что пристойно! — выпалила женщина. — Я хочу сказать, что Библия пристойная книга. Все знают, что это хорошая книга. Если не читать ее всю с духовным настроем, если выбирать отдельные слова и придавать им современное значение, конечно, можно представить ее ужасной. Я уже сказала, ваш трюк…
— Ваша честь. — Барретт посмотрел на судью, — я не хочу спорить со свидетельницей, но, так как миссис Уайт оспаривает мои мотивы, можно мне ответить, чтобы внести ясность в этот момент перекрестного допроса?
— Можно, — кратко ответил Апшо.
Барретт вновь повернулся к свидетельнице.
— Миссис Уайт, в тысяча восемьсот девяносто пятом году джентльмен из Клей-Сентер, штат Канзас, был арестован и признан виновным по обвинению в рассылке непристойной продукции по почте. Позже прокуратура с большим смущением обнаружила, что эта продукция является отрывками из Святой Библии. Как вы сказали сами, все может быть представлено в непристойном свете, если брать материал частями и вырывать его из контекста. В тысяча девятьсот двадцать восьмом году Рэдклифф Холл опубликовала печальную и нежную историю о двух лесбиянках. Книга называлась «Кладезь одиночества». Она была написана приличным языком, не содержала откровенных сексуальных описаний. По замыслу автора, книга должна была убедить читателей относиться к женскому гомосексуализму с большей терпимостью. И все же, по старинному определению непристойности, которое дал еще в тысяча восемьсот шестьдесят восьмом году главный судья Кокборн, по одной фразе, выхваченной из контекста, «Кладезь одиночества» была осуждена. В ней блюстители нравственности нашли такую фразу: «И этой ночью они были неразделимы». Шести слов оказалось достаточно для осуждения всей книги. Позже судья Вулси на процессе против «Улисса» заявил, что книга должна рассматриваться как единое целое, и установил новый стандарт для определения непристойности. Нет, миссис Уайт, мы с вами не расходимся в мысли, что все книги, включая Библию, следует рассматривать в целом, а не по частям. Прочитав отрывок, я просто хотел показать вам, как трудно для любого человека, даже среднего, увидеть и распознать непристойность и намного труднее сказать, что непристойно, а что пристойно для кого-то другого. Конечно, я абсолютно согласен с вами по поводу Библии. Я ни на секунду не сомневаюсь в ее пристойности. И все же есть люди, которые не согласны с нами. Хавелок Эллис сказал: «Невозможно дать определение непристойности, чтобы при этом не обвинить в ней Библию». В своих работах, посвященных изучению поведения подростков, он писал, что многие юноши сексуально возбуждались от чтения определенных отрывков из Библии. К их числу, например, относится рассказ о человеке, который захотел переспать с вдовой своего умершего брата. Он взят из тридцать восьмой главы Книги Бытия, где он проливает свое семя на землю. От его имени и произошло слово «онанизм», которое является синонимом слова «мастурбация» в нашем словаре. И все же мы согласны с вами, что взятая в целом Библия — замечательная литература, потому что она отражает не только реальность жизни со всем ее безобразием, насилием и извращениями, но показывает и чудо, и красоту жизни тоже. Когда Библия описывает секс, пусть эти описания и могут зародить похотливые мысли и сексуальные желания в читателе, они не считаются вредными из-за своей правдивости. Судья Джером Фрэнк заметил, что ни одному здравомыслящему человеку не может прийти в голову, что сексуальные желания, ведущие к нормальному сексуальному поведению, могут причинить вред обществу, хотя бы потому, что без этого сексуального поведения человеческая раса скоро исчезла бы. Поэтому, миссис Уайт…
— Но вы представили Библию грязной книгой специально, чтобы смутить меня.
— Я не мог представить ее грязной, потому что, повторяю, она не грязная. В те далекие времена люди тоже занимались любовью. Они производили на свет…
— Возражаю, ваша честь! — закричал Элмо Дункан, вскакивая с места. — Представитель защиты заходит слишком далеко.
— Протест принимается.
— Простите, ваша честь, — извинился Барретт.
Но миссис Уайт еще не закончила. Она отмахнулась от фотокопий и бросилась в атаку на Барретта:
— И остальные отрывки… из Стерна, Флобера и Драйзера. Мне все равно, что когда-то было с этими книгами, что их назвали непристойными. Я утверждаю, что сейчас они пристойные, потому что мы говорим о сегодняшнем дне, о сегодняшних стандартах общества…
— Совершенно верно… и о том, как они все время продолжают меняться. Теперь…
— …и мы говорим о «Семи минутах», — заявила миссис Уайт. — Она не отражает жизнь так же, как Библия. Она отражает только больной мозг порнографиста.
Барретт увидел, что судья Апшо собрался одернуть свидетельницу, но, заметив, что Барретт готов продолжить, Апшо кивнул ему.
— Миссис Уайт, давайте вернемся к «Семи минутам».
Он официально потребовал вещественное доказательство народа за номером три. Получив экземпляр книги, Барретт открыл ее на том месте, которое пометил бумажной закладкой, потом перелистал и тоже вложил закладку почти в самом конце. Он протянул книгу миссис Уайт.
— Вы видели, миссис Уайт, что я пометил два места в книге, каждое длиной не больше страницы, и сейчас хотел бы, чтобы вы прочитали их суду вслух.
Миссис Уайт открыла книгу и положила на колени. Она просмотрела первый отрывок, открыла второй, тоже прочитала, потом решительно захлопнула «Семь минут» и вернула Барретту.
— Я отказываюсь читать их вслух. С какой стати я должна читать эту мерзость?
— Только для того, чтобы присяжные знали, о чем идет речь, — ответил Барретт. — Мы с вами обсудим эти отрывки.
Судья Апшо повернулся к свидетельнице.
— Миссис Уайт, требование представителя защиты разумно. Естественно, если не хотите, вы можете не читать эти отрывки вслух.
— Не хочу. Пусть представитель защиты сам читает их вслух.
— Ладно, я не стану настаивать на чтении, ваша честь. — Барретт пожал плечами. — Присяжные уже ознакомились с выбранными мной отрывками. Я хотел бы обсудить эти два отрывка со свидетельницей, если можно.
— Продолжайте, — кивнул судья.
Барретт вновь повернулся к свидетельнице, чье лицо, похожее на яблочный пирог, сейчас потеряло былую привлекательность.
