— Она вышла замуж на следующий день и дала правильный адрес, — сказала монахиня. — В тот год она и пять других сестер обручились с Господом нашим Иисусом Христом.
У Барретта уже были смутные подозрения, но сейчас от удивления он лишился дара речи.
— После учения и испытания на пригодность к созерцательной жизни по правилам, которые сообщили отшельники горы Кармел Альберту Иерусалимскому в тысяча двести седьмом году, и по правилам святой Терезы она прошла послушничество и дала временную клятву. Наконец в тысяча девятьсот пятьдесят шестом году она дала вечную клятву и навсегда посвятила свою жизнь Богу.
Барретт встал, чтобы взять себя в руки.
— Вы хотите сказать, что сейчас Джудит находится в монастыре?
— У нас нет Джудит, мистер Барретт. Есть сестра Франческа.
— Как бы ее ни звали, мне крайне важно поговорить с ней. Можно мне встретиться с ней, хотя бы на несколько минут?
Рука матери настоятельницы дотронулась до белого наплечника, наброшенного поверх коричневого платья, и она посмотрела на лужайку, на которой сидела стайка воробьев.
Наконец сестра Арильда ответила:
— Сестра, которая дает вечную клятву и становится монахиней-кармелиткой, навеки посвящает свою жизнь Господу Богу. Следуя правилам святой Терезы, она ведет созерцательную жизнь, находится в постоянном и тесном контакте с божественным, обнимает весь мир с помощью своей апостольской миссии молитвы и покаяния. Близость к Богу делает ее самопожертвование действенным и придает силу ее молитвам. Чтобы стать настоящей помощницей в великом деле искупления Христом людских грехов, монахиня-кармелитка должна отречься от всего, что осталось за стенами монастыря. В грубом платье, босиком она проводит дни в постах, физическом труде, молитвах, духовном чтении, распевании гимнов по-латыни. У таких людей, мистер Барретт, отсутствуют соблазны. Им не разрешается печься о мирских делах, которые кажутся вам важными. Извините.
— Но я только хочу узнать у нее хоть что-нибудь о ее отце и о том, где находится мать, если та еще жива. Неужели иногда нельзя сделать исключение?
— Исключения возможны, но не мне их делать. Вам нужно обратиться в канцелярию кардинала Макмануса, архиепископа епархии Лос-Анджелеса. Однако я сомневаюсь, что вам удастся убедить его преосвященство.
— Можно узнать, почему вы сомневаетесь?
Ему показалось, что на скрытом вуалью лице промелькнула холодная улыбка. Мать настоятельница ответила:
— Мистер Барретт, у нас монашеский орден. Я возглавляю монастырь, поэтому мои контакты с внешним миром более часты, чем у сестер. Мне необходимо быть столь же информированной, как и сестрам нашего Третьего ордена, которые работают среди людей в благотворительных учреждениях. Я слежу за последними событиями. У меня были основания открыть «Index Librorum Prohibitorum». Я читала показания отца Сарфатти в суде, мне знакомы имя Джадвея и ваше имя, мистер Барретт. При данных обстоятельствах я весьма сомневаюсь, что ради вас будет сделано исключение из правил. Я очень сильно сомневаюсь в этом, мистер Барретт.
— Я тоже. — Майк Барретт улыбнулся. — Спасибо, что согласились поговорить.
— Я не могу пожелать вам счастья. — Монахиня встала. — Могу только понадеяться, что вы найдете путь Божий.
Он начал спускаться с крыльца, потом остановился.
— Джудит… сестра Франческа… знает о процессе?
— У нее собственный процесс, — загадочно ответила мать настоятельница. — Ее единственная цель — достигнуть божественной близости. Всего доброго, мистер Барретт.
Майк сошел с крыльца и медленно завернул за угол. Оглянувшись, Барретт увидел, как сестра Арильда скрылась в монастыре. На боковой улочке три монахини забирали картонные коробки, стоявшие у ворот. Он остановился и внимательно посмотрел на них. Облаченные в развевающиеся платья, они безмолвно скрылись за воротами.
«Интересно, — подумал Майк, — нет ли среди них дочери Джадвея и Касси Макгро?»
Майк Барретт быстро пошел прочь от этого дома Господа и его сестер, которые помогали Христу. Он возвращался в жестокий мир, в котором большинство людей было занято ожесточенной борьбой за выживание в царящем на земле аду и редко обращало взоры к небесам.
Взяв сэндвич с пастрами и рубленой капустой в кафе на Винсент-фуд-маркет, Майк Барретт поехал домой. Запивая его лимонадом, он прижал плечом телефонную трубку и попытался разыскать Эйба Зелкина. В конторе его не оказалось, и Майк оставил сообщение телефонистке. Потом позвонил Эйбу домой. Няня объяснила, что мистер Зелкин куда-то отвез жену с сыном.
Майк принялся расшифровывать стенограммы, которые Донна сделала во время их предпроцессной работы со свидетелями защиты, и так увлекся, что совсем забыл о времени. Эйб Зелкин позвонил без четверти десять.
— Где ты был, Эйб? Мне не терпелось узнать, что вчера произошло в суде? Газеты почему-то почти не уделили процессу внимания.
— Потому что заседание было закрытым. Майк, я сгораю от нетерпения. Как дела у тебя? Наверное, неважно, иначе ты бы позвонил.
— Не очень хорошо.
— Если ты сейчас свободен, давай поговорим. Я отвез жену и ребенка в обсерваторию Гриффита. Потом мы начали просматривать новые материалы и совсем забыли о времени. Послушай, я должен через полчаса забрать жену с сыном. Хочешь, я заеду за тобой и мы поговорим по дороге?
— Буду ждать внизу.
Двадцать пять минут спустя Зелкин сидел за рулем фургона, Майк Барретт — рядом, а Кимура расположился на заднем сиденье. Они ехали на гору Уилсон. Сквозь лобовое стекло Барретт увидел купола обсерватории и планетарий неподалеку.
Майк рассказал о своих беседах с доктором Хайремом Эберхартом и Шоном О'Фланаганом в Нью-Йорке, Вирджилом Кроуфордом в Парктаунском колледже и матерью настоятельницей монастыря кармелиток в Альгамбре. Закончив, он сказал:
— Что же я привез из этих утомительных путешествий? Большие надежды? Нет, только паршивые фотокопии! Спросите меня о специальных коллекциях, поэзии и кармелитках, и я отвечу как специалист. Спросите меня о Джадвее, Касси, Джудит и анахронизмах, и я отвечу как балбес. Господа, я вновь в тупике. Дальше некуда. Единственный человек, кто, по-моему, мог бы нам помочь, Касси Макгро, но девяносто девять процентов за то, что она лежит на глубине шесть футов в земле, а если нет, то где же она, черт побери? Мне очень не хочется заглядывать в будущее, но я не вижу впереди ни одного лучика света. До сегодняшнего вечера у меня постоянно теплилась какая-нибудь надежда, но сегодня и та погасла.
— Надежда — это еще не все, — подал голос с заднего сиденья Лео Кимура. — Нельзя забывать старинную английскую пословицу: живущий надеждами умрет, постясь. Может, нам и так уже нечего больше желать?
— Конечно, — кивнул Зелкин. — Обойдемся тем, что у нас есть. Приехали. Обсерватория Гриффита. К счастью, никакой связи с нашим «Аттилой», Фрэнком Гриффитом. — Он остановил фургон. — Шоу в планетарии, наверное, еще не закончилось. Когда-нибудь был здесь? С ума можно сойти. Вместо потолка там прозрачный экран. В тот вечер, когда я приехал, они спроецировали на небо Вифлеемскую звезду, как в ту ночь, когда за ней последовали Три Мудреца.
