Книга Семь минут, страница 30. Автор книги Ирвин Уоллес

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Семь минут»

Cтраница 30

— То же самое почти слово в слово сказал мне окружной прокурор.

— Что?

— Что он использует все силы и возможности, чтобы сражаться с тобой.

— Я… ждал этого, — медленно произнес Сэнфорд. — Ведь ты врал, когда говорил, что у нас нет ни одного шанса, Майк?

Барретту неожиданно стало жаль друга.

— Может, я немного сгустил краски. Я хотел сказать, что не хочу процесса. Все судебные процессы отвратительны и стоят дорого. Нередко после их окончания трудно сказать, кто выиграл, а кто проиграл, потому что две стороны оказываются по уши в дерьме. А это дело особенно трудное. Обвинение будет вооружено тяжелыми орудиями. Конечно, до начала процесса ты тоже можешь успеть вооружиться. — Неожиданно Майк почувствовал усталость. — Ладно, мне надо позвонить прокурору и сообщить, что Фремонт отказывается признать себя виновным. Я очень не хочу этого делать, но, похоже, ты не оставил нам выбора.

— У меня у самого не было выбора, — упрямо стоял на своем Сэнфорд. — Если я сдам Фремонта, прорвет все шлюзы. Это будет означать конец свободы слова в стране.

— Так твоя главная забота — свобода слова, Фил?

— Ну ладно, ты, негодяй. Собственная шея тоже меня беспокоит.

— Это больше похоже на правду. — Барретт невольно улыбнулся. — Если тебя беспокоит собственная шея, позволь мне дать тебе совет и на этот раз последуй ему. Ты сейчас вышел на линию огня, и тебе нужен отличный стрелок. Я хочу сказать, что тебе нужен лучший адвокат в Соединенных Штатах. Ты должен найти его.

— Я уже нашел его.

— Нашел? Отлично. Кто он?

— Ты, Майк. Я нанял тебя вчера. Помнишь?

— О нет, только не это, Фил. Ты меня вовсе не нанимал, — ровным голосом возразил Барретт. — Я просто согласился временно помогать издателю, попавшему в беду. Речь шла о простой формальности: обвиняемый признает себя виновным, и все. Процесс — совсем другое дело. Он может растянуться на недели и даже месяцы, а я занят.

— Ты же сказал, что ушел от Тэйера и Тёрнера. Я бы не стал настаивать, если бы не знал, что ты свободен.

— Фил, я не свободен, — раздраженно поправил его Майк Барретт. — Разве ты не слышал, как я сказал, и не однажды, а целых два раза, что перехожу на новую работу в «Осборн энтерпрайсиз»? Такой шанс подворачивается только раз в жизни. А основное условие моего принятия — немедленный выход на работу. Я объяснил тебе это сегодня утром.

Но сейчас он понял, что придется все вновь объяснять, только на этот раз более подробно и убедительно. Пытаясь скрыть усталость, Барретт рассказал Сэнфорду о своей встрече с Осборном и о предложении миллионера.

— Теперь ты знаешь, почему я не могу быть твоим адвокатом, — закончил он.

— Ты можешь пойти к Осборну и сказать, что выйдешь на работу после процесса, — упрямо заметил Фил Сэнфорд.

— Я не могу ничего требовать от Осборна. Мне и так страшно повезло, что он заметил меня. Послушай, Фил. В Штатах триста тысяч адвокатов, и как минимум двести тысяч из них возьмутся за твое дело и проведут защиту лучше меня. Черт побери, Фил, я ни разу в жизни не занимался делом о порнографии.

— У тебя было много дел, связанных с Первой поправкой, когда ты работал в «Гуд гавенмент инститьют». Дело Фремонта тоже связано с Первой поправкой, с той лишь разницей, что главное в нем — не политика, а литература. Все равно надо защищать свободу личности…

Он знал, что предстояло защищать. Он знал, что поставлено на карту. Перед глазами возник плакат с девизом Американского союза гражданских свобод, который висел в его старом кабинете в институте. Он напоминал, что в обществе принципы часто приходят в противоречие, но в некоторых вопросах никаких разногласий быть не может. Человек не имеет права причинять вред другим людям, клеветать, подстрекать к беспорядкам, создавать опасность противозаконных сексуальных проявлений, переворотов или вредительства. Он четко помнил эти слова: «В этих пределах люди имеют право говорить, что хотят. В противном случае трудно возразить, если большинству ваши идеи могут показаться оскорбительными». Эти слова были его девизом на политических процессах, и Сэнфорд был прав. Их можно применить к свободе печати и слова, люди должны иметь право писать, говорить и читать что хотят. Он с самого начала занимал в этом деле неверную и проигрышную позицию.

— Хорошо, Фил, — согласился он. — Можно признать, что у меня есть кое-какой опыт, но как быть с моей занятостью? Еще раз повторяю, я могу найти тебе адвоката, целую когорту адвокатов, не только опытных, но и располагающих временем и готовых помочь. Так что не упрямься и позволь мне найти кого-нибудь.

— Нет, — ровным голосом возразил Сэнфорд. — Ты единственный человек, которому я могу доверить свою судьбу. Только ты знаешь меня. Ты знаешь, что я поставил на карту. Я тебе не безразличен. Ты будешь защищать меня, как свою собственную жизнь. Я тебе друг, я не просто клиент. Ты знаешь и издательское дело в Нью-Йорке, и судебную практику в Калифорнии. Еще ты знаешь, что такое книга. Ты единственный знакомый мне адвокат, который любит литературу не меньше юриспруденции. — Последовала многозначительная пауза, после которой Сэнфорд добавил: — Майк, ты должен это себе… и мне.

Барретт заколебался. Его друг вставил слово «должен». Барретт прекрасно знал определение этого слова. «Быть должным кому-то… Иметь перед кем-то обязательство…» На нем всегда висел неоплаченный долг Сэнфорду. Прошли годы, но время не стерло воспоминаний. Когда он в отчаянии искал деньги для матери, только один человек вызвался помочь. Он давным-давно вернул Филу деньги, но так и не выплатил проценты, которые можно было отдать только в особой валюте — в валюте дружбы, только услугой за услугу. Никто из живущих на земле не помогает ближним из чистого человеколюбия. Все надеются получить что-то взамен: любовь, доверие или хотя бы юридический совет.

И все же Барретт не мог позволить себе сдаться. Сэнфорд заявил, что защита Фремонта и «Семи минут» будет возвратом долга не только их дружбе, но и самому Барретту. Под словом «защита» подразумевалось, что он должен учинить добрую драчку. Или, что вероятнее всего, поддержать загнанного в угол друга. Все высокие слова о долге и дружбе были просто-напросто казуистикой, призванной хоть как-то смягчить прямую просьбу. Барретт прекрасно сознавал долг перед собой. Он должен принадлежать самому себе, раз и навсегда избавиться от вины и забыть о процентах по оплаченным долгам. Его долг перед собой сейчас заключается в том, чтобы отказать Сэнфорду, как вчера он отказал Зелкину, и отправиться к Уилларду Осборну II. Он не мог позволить себе рисковать таким щедрым посулом. В то же время он не мог, по крайней мере сейчас, оттолкнуть друга.

— Майк, ты меня слышишь? — спросил Сэнфорд.

— Слышу. Просто я задумался.

— Майк, ты не можешь бросить меня в беде. — В голосе Филиппа Сэнфорда послышалась обида. — Ты мне нужен.

— Ты загнал меня в угол, Фил. Что же мне делать? Я попытаюсь вечером убедить Осборна дать мне отсрочку. Скажу, что принимаю его предложение стать вице-президентом, но мне нужно время. Я расскажу о тебе и нашей дружбе, о том, как много этот процесс значит для тебя. А потом останется только надеяться на лучшее. Но, Фил, я хочу сказать тебе одну вещь. Если он откажется предоставить мне отсрочку, я приму его предложение. Тогда я попытаюсь подыскать тебе здесь адвоката. Я знаю, ты поймешь меня, если это будет кто-то другой.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация