— Но она должна что-то означать, — задумчиво сказал Ренделл. — Вы не пытались размышлять над тем, что он пытается нам сообщить?
— Естественно, вот только не могу конкретно представить, что же именно, за исключением того, что рыба тесно связана с его манией, заставляющей его считать, будто он живет в первом веке. Как вы несомненно знаете, первые последователи Христа, ранние христиане, когда их преследовали, использовали символ рыбы, чтобы в тайне идентифицировать себя друг перед другом. Источник этого визуального пароля довольно интересен. Для Его первых апостолов Мессия был известен как “Иисус Христос, Сын Божий, Спаситель”, что, в переводе на греческий, язык римских оккупантов, звучало как Iesous Christos, Theou, Uios, Soter. Начальные буквы этих пяти греческих слов произносятся как I-CH-TH-U-S, теперь мы произносим это как ICHTYS — слово, которое по-гречески означает рыба. Даже сегодня мы называем науку, изучающую рыб, ихтиологией. Итак, вы видите, начальные буквы имени Иисуса Христа и его титулов произносятся как рыба — символ идентификации преследуемого со всех сторон христианского культа.
— Очень интересно, — признал Ренделл. Он еще раз поглядел на рисунок Монти. — Ну а копье. Ведь оно же не было частью символа, правда?
— Нет, — ответил доктор Вентури, возвращая собственную коллекцию рисунков в папку. — Нет, похоже, что это прибавление исключительно профессора Монти. Копье — или пика, или гарпун, что бы это ни было — является, скорее всего, негативным символом. Тем не менее, кто может сказать, что у него в мыслях на самом деле? Представляя самого себя Иаковом, братом, возможно, он открывает нам ревнивое соперничество по отношению к Иисусу, рыбе, пронзая ее? А может он чувствует, что копье, вонзенное в символ его брата, это и оружие, направленное на него самого? Тут мы ничего не можем сказать. Боюсь, что этот символ, как и многие вещи, связанные с профессором Монти, так и останутся тайной.
Доктор Вентури вынул хорошо обкуренную пенковую трубку и кисет с табаком.
— Вы не против…?
Ренделл тут же достал свою прямую трубку, а после того, как они обменялись собственными табачными смесями и закурили, он вернулся к проблеме профессора Монти. Но на сей раз Ренделл решил отступить во времени.
— Доктор, — спросил он, — а когда профессор Монти впервые попал в вашу клинику? И, если конечно вы вправе это рассказать, какими были обстоятельства его помещения сюда?
— Обстоятельства? — Доктор Вентури выпустил клуб дыма. — Да, конечно, история болезни — это дело конфиденциальное, но когда Анжела Монти предупредила меня о том, что привезет вас сюда, она же попросила, чтобы и я, и персонал честно рассказали о состоянии ее отца.
— Она сейчас в приемном покое, — незамедлительно сообщил Ренделл. — Если вы желаете проконсультироваться с ней опять…
— В этом нет необходимости… — Доктор Вентури потянул из своей пенковой трубки и положил ее на керамическую пепельницу. — Мое собственное участие в этом клиническом случае началось… дайте-ка вспомнить… около года и двух месяцев назад. Мой коллега — оказалось, что он был семейным врачом Монти — предупредил, что мои услуги срочно необходимы одному из его пациентов, в то время находившемуся в Policlinico, университетской больнице. Оказалось, что этим пациентом был профессор Августо Монти. Совершенно неожиданно с ним случился резкий нервный припадок. Я сразу же приехал туда, осмотрел профессора и диагностировал состояние.
— И что же привело его в больничную койку?
Доктор Вентури рассеянно взял свою трубку, положил на место, схватил карандаш и начал что-то черкать в блокноте.
— Вы хотите знать обстоятельства, приведших к его ограничению свободы в клинике? За пару дней до срыва, как я узнал потом, он исполнял свои текущие обязанности в Римском университете. Он читал лекции студентам в Aula di Archeologia. Еще он проводил совещание с коллегами по факультету. В это же самое время он занимался вопросом предоставления ему средств, чтобы вести раскопки в Пелле. Опять же, в тот самый день, как и всегда в рабочие дни, он принимал посетителей.
— Что это были за посетители?
— Обычные люди, с которыми может встречаться известный археолог. Время от времени он же может встретиться с коллегами и известными ему профессорами из других стран или же с правительственными чиновниками. Возможно, торговцами полевым оборудованием, студентами старших курсов или редакторами археологических журналов. Я не знаю, чем конкретно он занимался в тот самый день. Возможно, его дочери смогут рассказать вам больше. Я знаю лишь то, что то самое утро он в основном провел в университете, раз или два куда-то уходил, а потом вернулся в университет, чтобы еще поработать. Вечером, когда он не вернулся домой на обед, его дочь, Анжела, позвонила дежурному, чтобы тот напомнил ее отцу о возвращении домой. Дежурный поднялся в кабинет начальника археологического отделения. Он постучал, но никакого ответа не получил. Дежурному это показалось странным, поскольку свет в кабинете горел. Тогда он вошел и увидал профессора Монти за столом — на столе все было в беспорядке, лампа перевернута — а сам профессор бормотал какую-то бессмыслицу, типа того, что вы сами недавно слышали от него самого. Он был полностью дезориентирован, а потом вообще впал в ступор. Перепуганный дежурный позвонил его дочери, после чего та сразу же вызвала скорую помощь.
Ренделл передернул плечами, представляя, какой ужас должна была пережить Анжела.
— А профессор приходил потом в сознание?
— После того — то есть, за год и пару месяцев — ни разу, — признался со вздохом Вентури. — Что-то, если говорить просто, перещелкнуло у него в мозгу. Он полностью утратил, если применить профессиональный жаргон, свои мозги. И с тех пор он уже не смог восстановить связи с реальностью.
— И нет никакой надежды вернуть ему сознание?
— Кто может сказать, мистер Ренделл? Кто знает, что в будущем случится в науке, медицине, психиатрии; какие лекарства придумает биохимия для излечения умственных расстройств? Только к настоящему времени ничего такого нет. Но, можете быть уверены, мы будем пробовать все возможное. Через несколько дней после случившегося я перевел профессора Монти сюда, на Виллу Беллависта. Мы применили самые разные виды лечения: психотерапию, фармакологическое лечение, электрошок под анестезией. Пока что это ни к чему не привело. Сегодня все наши усилия заключаются в том, чтобы успокоить его, дать возможность спать. Мы пытаемся хоть чем-нибудь занять его. Мы регулярно приводим его в наши мастерские, старясь увлечь плетением или ткачеством, опять же, хотим заинтересовать его занятиями в бассейне, но он не проявляет к этому интереса. Чаще всего он сидит у окна, смотрит куда-то вдаль, слушает музыку, иногда смотрит телевизор, хотя не думаю, будто его интересует то, что он видит на экране.
— Анжела, то есть, мисс Монти, считает ли она, что у него иногда случаются проблески сознания?
Доктор Вентури пожал плечами.
— Она его дочь. Если это помогает чувствовать себя лучше, мы ей в этом не препятствуем.
