— А дает ли твой язык ответ на один вопрос, который я еще не задавал?
Анжела была удивлена.
— Что еще за вопрос? Задай его.
— Каким образом некий профессор Августо Монти решил проводить раскопки в Остиа Антика?
Анжела смешалась.
— Потому что шесть лет назад кто-то нашел кусок папируса возле развалин и показал этот кусок ему.
— И тебе не известно, что этим человеком, показавшим папирус, был Лебрун?
— Нет. Я никогда не слышала этого имени, пока мистер Уилер не упомянул его вчера вечером.
— И тебе не известно, что Лебрун в прошлом году встречался с твоим отцом в кафе “Дони” в тот самый день, когда с профессором… случился удар?
— Нет. Я не знала этого до вчерашнего дня, когда мистер Уилер рассказал мне о том, что ты, якобы, видел заметку об этой встрече в ежедневнике моего отца.
— И ты не замечаешь в этом ничего странного? Ничего подозрительного?
— Нет. Мой отец имел дело с различными людьми и в тот самый день, равно как и перед тем.
— Прекрасно. Анжела, позволь мне испытать твою веру. Будешь ли ты готова сказать следователю, что твой отец встречался с Лебруном в прошлом году в кафе “Дони”? Это позволит установить связь между профессором Монти и Лебруном. Это может посеять дополнительные сомнения относительно уже решенного дела и привести к новым поискам с целью установления окончательной правды. Имеется ли в тебе достаточно веры, чтобы сделать это?
Она покачала головой.
— Стив, — сказала Анжела, — я уже сообщила следователям и судье обо всем, что знала. Это вошло в документ, переданный главами проекта. Вчера вечером я позвонила Лукреции в Рим и попросила ее прочитать нам заметки отца в его ежедневнике. И все, включая судью, считают, будто инициалы “Р.Л.” еще не являются достаточным доказательством. Но даже если бы они и подразумевали Роберта Лебруна, что это может нам дать? Тем не менее, я хотела, чтобы следователь об этом знал. Так что, видишь, Стив, я вовсе не боюсь. Если в тебе имеется вера, правды бояться нечего.
Силы покинули Ренделла. Он понял, что все потеряно. Ладно, еще одна попытка.
— А сможешь ли ты сообщить эти сведения еще одному человеку?
— Кому?
— Седрику Пламмеру. Будешь ли ты готова подтвердить, что Пламмер слышал от Лебруна, что твой отец действительно встречался с французом?
Анжела взмахнула руками.
— Стив, Стив, но он тоже это знает. Пламмеру все известно. И он не видит в этом ничего подозрительного. Когда домине де Фроом присоединился к Воскрешению Два, Пламмер пришел вместе с ним. Можно сказать, он тоже был обращен в истинную веру. Он отбросил свое ядовитое перо и теперь работает над историей всего проекта, начиная с событий шестилетней давности, вплоть до нынешнего дня.
Ренделл откинулся на спинку стула. Всего этого было слишком много. Каждый дюйм вражеской территории уже был захвачен. Но это означало, что шея герра Хеннига была спасена. Шантаж Пламмера с целью выманить у Хеннига экземпляр Международного Нового Завета оказался уже ненужным.
Он поднял голову. В двери кто-то постучал, после чего она открылась. В комнату заглянул какой-то судейский служащий.
— Мсье Ренделл, пришло время оглашения приговора.
Ренделл поднялся с места.
— Еще несколько секунд, — попросил он. Анжела уже подошла к нему. Еще раз он решил испытать ее. — Значит ты желаешь, чтобы я сдался, так?
Она надела свои солнцезащитные очки.
— Я хочу, чтобы ты сделал то, что должен сделать, ни больше и ни меньше. — Было видно, что она раздумывает над тем, чтобы сказать еще что-то, и в конце концов произнесла это:
— На самом деле, я пришла сюда сказать тебе, кем бы ты ни был, кем бы не стал, я могла любить тебя — если бы ты мог научиться любить взамен, сначала себя, а потом и меня. Но ты не можешь научиться этому, пока в тебе нет веры — в человечество и в будущее. Мне очень жаль тебя, Стив, но более всего я жалею нас. Я могла бы отдать тебе, посвятить тебе все, что угодно — но только не веру. Надеюсь, что когда-нибудь ты поймешь это. А сейчас ты можешь делать все, что только желаешь.
Она чуть ли не бегом покинула комнату, и Ренделл остался один.
* * *
— МСЬЕ РЕНДЕЛЛ, НЕ ЖЕЛАЕТЕ ЛИ вы перед вынесением вердикта сказать свое последнее слово?
— Желаю, ваша честь, — ответил тот судье-следователю. — Я обдумал то самое заявление, которое уже делал в этом зале. Я хочу сказать, что прибыл в Рим, не желая принести вред Воскрешению Два или Международному Новому Завету, но исключительно с целью проверки, для себя самого и директоров проекта, что они открыли конкретно, в свете появившихся сомнений. Я хотел открыть истинного Иисуса Христа.
Он видел, что Уилер вместе с остальными четырьмя издателями, даже Анжела, подались вперед на своих сидениях.
Ренделл повернулся к судье.
— То, что я услышал в Риме, то, что увидел своими глазами, убедило меня, что фрагмент папируса, который я искал и который нашел и привез во Францию, равно как и все остальное собрание папирусов и пергаментов, послуживших основой для Международного Нового Завета, является современной подделкой, фальсификацией и обманом, изготовленным рукой великолепного мастера. Я считаю, что результаты открытия профессора Монти не стоят ни гроша, что Иисус, представленный нам Иаковом Справедливым и Петронием — это всего лишь истукан и ложный Христос. Вопреки предыдущим заявлениям, я до сих пор придерживаюсь того мнения, что привезенное мною во Францию доказательство является подделкой — повторюсь, не стоящей ни гроша — и потому, никакого преступления я не совершал. Я думаю, что суд, принимая во внимание мои знания и собственноручно проведенные расследования, за которыми не стоит желания личного обогащения или достижения личных целей, посчитает меня невиновным. Более того, я прошу, чтобы суд возвратил мне этот недостающий фрагмент папируса номер три, который в качестве наследия был оставлен мне Робертом Лебруном, с тем, чтобы я мог передать его для исследования более объективным экспертам в любой стране мира. Больше мне добавить нечего.
— Вы закончили, мсье Ренделл?
— Да, ваша честь.
— Отлично. Обвиняемый был выслушан. Сейчас будет представлен приговор по данному делу. — Следственный судья Леклер перебрал несколько листков бумаги на своем столе. — В обвинительном акте рассматривалось два случая. Второе обвинение в нарушении общественного порядка и нападении на должностных лиц снимается, принимая во внимание предыдущее законопослушное поведение обвиняемого в своей собственной стране и необычные обстоятельства, возникшие во время ареста. Что же касается первого обвинения, касающегося провоза во Францию без надлежащего заявления древнего документа неизвестной ценности, но считающегося национальным достоянием страны, из которой он был вывезен…
