— Давай, давай, — настаивал он.
Он подхватил эту тему, и она продолжала:
— Я смотрю кругом и вижу чудесных людей, усердно работающих в конторах, магазинах и на фабриках; они заняты важным делом, отдавая восемь и больше часов в день и получая сто двадцать пять, либо сто семьдесят пять, или двести долларов в неделю, что может быть и неплохо, но после вычета налогов им остаются жалкие крохи. Они вечно в долгах и еле сводят концы с концами. И тогда я смотрю на себя и вижу то, что имею я. Мне двадцать восемь. Конечно, я работаю много, но не больше любого другого. И посмотри, какова моя награда. Дом из двадцати двух комнат за полмиллиона долларов. Слуги на каждом шагу, три импортных автомобиля по спецзаказу. Сотни туалетов. Достаточно инвестиций, чтобы позволить мне никогда больше не работать, путешествовать сколько душе угодно и заниматься чем хочется. Спасибо Феликсу Зигману. Он мой управляющий. И знаешь, меня беспокоит и печалит то, что у меня так много всего, когда у других совсем мало. Это несправедливо, ты прав, но поправить положение невозможно.
Он завороженно вслушивался в ее слова, будто она была Шехерезадой.
— Ага, — протянул он. — Я рад, что ты понимаешь. — Он снова помрачнел. — Деньги говорят. Это единственный язык, который все понимают. Деньги, черт их побери.
Она смотрела, как он скатывается с постели и одевается.
— Но я скажу тебе одно, — заметила она. — Когда я очнулась и обнаружила себя здесь, связанной, я впервые поняла, что деньги — не все. Я поняла, что есть нечто более важное. Свобода. Когда-то я готова была отдать все до гроша лишь за то, чтобы быть свободной.
Он продолжал одеваться, но слушал.
— Разумеется, когда ты проявил порядочность и дал мне свободу, мои чувства изменились. Ты знаешь, что я не слишком скучала по роскоши, оставленной дома. Наверно, это потому что я получаю здесь то, чего не купишь за деньги.
Он затянул ремень.
— Сестренка, мне сдается, что за деньги купишь все что угодно.
— Ну, может быть. Не знаю. Но интересно, будь у тебя куча денег, что бы ты на них купил? Что бы ты с ними сделал?
— Это не твое дело, — с усмешкой сказал он. — Я-то знаю, что б я с ними сделал.
— Скажи, что?
— Как-нибудь в другой раз. Сейчас я не в настроении. Спасибо за пользование койкой. Увидимся завтра.
Он покинул комнату.
Она легла на спину улыбаясь. Идея у нее в мозгу выкристаллизовалась, обрела форму и прошла первую проверку.
Расплывчатый «спасательный жилет» превратился в волшебную дверь к свободе. Лас-Вегас не дал бы ей много шансов на победу. Ее ожидали бесчисленные ловушки, и один промах в пути означал мгновенную смерть. Но не сделать попытку тоже означало смерть. Выбора не было.
Вдобавок, она любила азартные игры.
Через двадцать минут в спальню вошел страховой агент Говард Йост, согнувшийся под тяжестью коробок и пакетов, словно Санта-Клаус на Рождество.
Сбросив подарки на шезлонг, он объявил:
— Для моей подружки мне ничего не жаль!
Она взвизгнула от радости согласно указаниям невидимого сценария, обняла его и, подбежав к подаркам, принялась срывать упаковки, а он стоял над нею словно благодетель и купался в лучах собственной щедрости.
Открывая коробки, она не могла не ощущать его присутствия. В гавайской рубашке и модных пляжных слаксах, он воплощал собой мерзкого слизня. Ее передернуло от отвращения, но она надеялась, что он припишет это ее нетерпеливому волнению.
И вот они очутились перед нею, дары моголов: лиловый шестяной свитер (вероятно, «кусающийся»), две очень короткие юбки, одна плиссированная (по-видимому, предназначенные для тенниса, но без трусиков в комплекте), два полупрозрачных лифчика, несколько заколок, коробка косметики, пушистые комнатные тапки, укороченная розовая сорочка.
— А теперь открой это, — указал он на маленькую коробку.
Она открыла ее и вынула две полоски тонкой белой хлопчатобумажной материи. Бикини-верх, едва способный закрыть ее соски, и бикини-низ, состоящий лишь из передней «заплаты» и шнурка.
Она снова восторженно заворковала, подпрыгнула и чмокнула его в щеку.
— Именно то, что мне нужно! Фантастично! Как ты догадался?
— Разве можно было ошибиться, зная, кто их наполнит?
— Изумительно! — пропела она. — Скорее бы надеть их.
— Скорее бы увидеть тебя в них.
— Ладно, если потерпишь несколько минут, я продемонстрирую тебе бикини.
Подхватив мешок с косметикой, она бросила сверху бикини, добавила коробку с тапками и провальсировала в ванную, оставив дверь частично открытой.
— Я не закрываю дверь, чтобы мы могли разговаривать, — крикнула она. — Но не заглядывай, пока я не буду готова. Я хочу поразить тебя.
— Я не нахал.
Она сняла мятую вязаную блузку и кожаную юбку, не переставая болтать.
— Я так горжусь тобой. Ты ничего не упустил из виду.
— Не совсем так, — донесся его голос. — Я не упустил ничего из того, что ты хотела, но, боюсь, не смог найти все. Я пытался, но кое с чем промахнулся. В городишке не слишком оживленная торговля. В основном для местных. Впрочем, были и приличные вещицы.
— Вижу. — Она сделала паузу, затем спросила: — А что ты не смог найти?
— У них не было французских духов, которые ты хотела…
— «Кабошар» от мадам Грэ?
— Они даже не слыхали о таких. Пришлось взять вместо них «Афродизиа». Надеюсь, ты не против.
— Конечно, нет. Я благодарна.
— И еще «Альтоиды», которые ты упоминала. Снова мимо.
— Я обойдусь и без них. — Она снова помолчала. — А как насчет сигарилл «Ларгос»?
— Хозяин аптеки о них слышал, но он не держит их. Что касается «Варьете», — вот если бы ты попросила «Хот Род», то попала бы в точку, но о «Варьете» он и понятия не имеет, никто им их не заказывал.
— Я не удивлена.
— Но я достал тебе почти все остальное.
— Я вижу, и этого более чем достаточно, дорогой. Чаша моей благодарности переполнена.
— Ну конечно, если ты все же хочешь остальное, есть шанс, что хозяин кое-что достанет. О «Варьете» не мечтай, но он попробует заказать остальные предметы к концу недели. Я мог бы сгонять в город в пятницу и заехать к нему, если ты не передумала.
— Посмотрим. Ты уже и так сделал больше, чем достаточно.
Застегивая шнурки бикини, она торопливо отложила в досье памяти пару проскользнувших мелочей, которые оценит позже. Возможно, он поедет в город в пятницу. Сегодня понедельник. Остается как минимум четыре дня, еще четыре дня в камере смертников, перед тем как палач решит ее судьбу. К счастью, владелец аптеки записал три из пяти символических «отпечатков пальцев», которые она «оставила». И снова, Лас-Вегас вряд ли поставил бы много на то, что эти «отпечатки» будут обнаружены. Ну и черт с ним.
