Сладкая дремота постепенно овладевала Моной. Она пыталась
вспомнить картины, которые видела во Флоренции, в огромном палаццо Медичи.
Пыталась вспомнить семейный портрет, где Лоренцо Медичи смотрит в сторону,
словно он только что увидел нечто любопытное. Моне было всего пять лет, когда
тетя Гиффорд впервые взяла ее с собой в путешествие по Европе.
— На всех картинках здесь мамы с детьми! — заявила
Мона, пройдя по залам палаццо Веккьо. Ей так нравилось скользить по каменным
плитам пола. И она никогда не видела столько картин сразу. Да еще и таких
похожих.
— Это Мадонна с младенцем! — строго поправила ее
Гиффорд. А потом наклонилась и поцеловала Мону в макушку.
«Спи, ты так устала», — донесся откуда-то издалека
ласковый голос Гиффорд.
«Да, я очень хочу спать. Я сейчас усну. Но я должна сказать,
что тогда, с Майклом… я сама не понимаю, как это случилось… И я вовсе не
хотела…»
«Ты сама не знаешь, чего хотела. Но сейчас все это не имеет
значения. Все это ерунда. Ты так похожа на всех остальных Мэйфейров. Сначала
совершаешь опрометчивые, безрассудные поступки, а потом терзаешься раскаянием.
Разве тебе не известно, что так происходит со всеми нами? Никому не удается
избежать подобной участи».
«Ты уверена, что Роуан не возненавидит меня? Что случившееся
между мной и Майклом — ерунда, которой не стоит придавать значения? Я не
думала, что тебе это покажется такой уж ерундой. И вообще, мне трудно судить,
что на самом деле важно, а что — нет ».
«Поверь, это все ерунда».
Наконец, прислонившись головой к шершавому стволу дуба, Мона
уснула.
Глава 30
Юрию нравился этот дом, стоявший на улице под названием
Эспланейд-авеню. Чем-то он напоминал палаццо в Риме или городской особняк в
Амстердаме. Хотя стены его были сложены из кирпича и покрыты штукатуркой,
казалось, что дом возведен из каменных плит. Окрашен он был в истинно римский
цвет, имперский пурпур, с бордюром глубокого охристого оттенка.
Эспланейд-авеню явно знавала лучшие дни. Тем не менее
архитектура этой улицы восхищала Юрия. Все эти чудные старинные дома,
построенные на века, были так непохожи на невзрачные коммерческие здания,
окружавшие их со всех сторон. Юрию нравилось подолгу гулять по улицам, бродить
без всякой цели, пока ноги сами не выводили его к границе квартала, роскошной
авеню, на которой некогда селились исключительно французы и испанцы. На этой
улице до сих пор красовались особняки, сохранившиеся с тех далеких времен.
Разумеется, во время этих прогулок за ним неизменно следовали двое. Они шли за
ним и сейчас. Но это ничуть не отравляло Юрию удовольствия.
В кармане он ощущал приятную тяжесть пистолета. Деревянная
рукоятка, длинный ствол. В случае чего он сумеет себя защитить.
Дверь ему открыла Беатрис.
— Слава Богу, дорогой мой, вы наконец пришли. Эрон уже
весь извелся. Принести вам что-нибудь перекусить или выпить?
Она бросила взгляд поверх его плеча. И конечно, увидела
человека, стоявшего в тени деревьев на другой стороне улицы.
— Не беспокойтесь, мэм, благодарю, — ответил
Юрий. — Я уже выпил чашечку кофе в одном из маленьких кафе. Я, видите ли,
предпочитаю ужасно крепкий черный кофе.
Они стояли в просторном холле, откуда уходила вверх
массивная широкая лестница, которая на втором этаже разделялась на две узкие,
ведущие в правое и в левое крыло дома. Пол был выложен мозаичной плиткой, а
стены оклеены обоями того же глубокого терракотового оттенка, что и оштукатуренный
фасад.
— Напрасно вы заходили в кафе. Я варю в точности такой
кофе, как вы любите, — сообщила Беатрис и решительным движением помогла
ему снять плащ. К счастью, пистолет был в кармане пиджака. — Я тоже
терпеть не могу жидкое безвкусное пойло. Пойдемте в гостиную, успокоим Эрона.
— Да, да, конечно, — кивнул головой Юрий.
Гостиные располагались и в правом, и в левом крыле дома. Но
Юрий ощущал, что откуда-то поблизости исходит тепло. В правой гостиной горел
камин, а рядом с трубкой в руке стоял Эрон, облаченный в одну из своих
поношенных шерстяных курток. И снова, увидев Лайтнера, Юрий поразился тому, как
молодо тот выглядит. Впрочем, энергия и бодрость, исходившие от Эрона, сейчас
явно были приправлены гневом и подозрительностью. Вокруг рта залегли жесткие
морщины, и это делало выражение его лица более соответствующим возрасту.
— Нам поступило сообщение от старшин, — сообщил
Эрон, не тратя времени на приветствия. — По факсу отеля «Поншатрен».
— Старшины используют подобные средства связи?
— Акак же иначе, — пожал плечами Эрон. —
Сообщение написано на латыни. Обращено к нам обоим. Поступили две копии — для
каждого из нас.
— Старшины чрезвычайно заботливы.
Юрий оглядел комнату. Около камина напротив друг друга
стояли два темно-красных кожаных дивана, а между ними на полу был расстелен
ярко-синий китайский ковер. Стеклянный столик завален бумагами. На стенах в
золоченых рамах висели картины, по большей части современные абстракции.
Несколько столиков с мраморными столешницами. Немного потертые бархатные кресла.
Свежие цветы, расставленные так, как их обычно расставляют в вестибюлях и
холлах официальных учреждений. Огромные букеты в фарфоровых вазах стоят под
зеркалами и на каминной полке, которую украшает голова мраморного льва. Все
дышит уютом и комфортом. В такой комнате приятно предаваться неспешным
размышлениям. Господи помилуй, как нелепо обсуждать тут какие-то сообщения от
старшин.
— Садитесь, — пригласил Эрон. — Я переведу
вам сообщение.
Юрий опустился на диван.
— Не надо переводить, Эрон. Я читаю по-латыни. —
Он слегка усмехнулся и добавил: — Иногда я даже писал по-латыни свои сообщения
для старшин. Исключительно ради того, чтобы не забыть язык.
— Да, да, конечно, — слегка смутился Эрон. —
С чего я только взял, что вы не понимаете по-латыни? Старый надменный болван —
вот кто я такой.
Он указал на два блестящих, гладких листа бумаги, которые
лежали на столике поверх кипы журналов. Юрий успел разглядеть, что по большей
части то были журналы по архитектуре и дизайну — дорогие иллюстрированные
издания, пестревшие фотографиями знаменитых лиц, именами модных дизайнеров и
изображениями стильных шикарных вещей, которыми этот дом был наполнен до
отказа.
— Вы не помните Кембридж? — спросил Юрий. —
Забыли, как по вечерам я читал вам Вергилия? А еще я перевел для вас один из
трудов Марка Аврелия, не помните?
