«Был 1879 год. В суд Кальдас-де-Рейес обратилась безутешная мать, заявившая, что вечером 6 июля ее дочь была жестоко обесчещена на безлюдной дороге. По этому делу было проведено следствие. Судебный следователь в этом округе дон Хуан Пуч Виламора посетил бедный дом потерпевшей. Врачи дон Хосе Бенито Васкес и Хосе Франсиско Васкес осмотрели ее и дали свое заключение. Согласно последнему, изнасилование было совершено в такой жестокой форме, что «из приличия не может быть описано», и состояние девочки характеризовалось как очень тяжелое. Из-за пережитого потрясения она бредила и теряла рассудок».
Вслед за этим журналист пересказал показания самой потерпевшей:
«Мы прочитали подробные показания Агустины об этом происшествии (девочке было тогда десять лет). Она рассказала, что жила подаянием, а в тот вечер шла по дороге с корзинкой для милостыни, где лежали собранные ею за день куски черствого хлеба. Преступление произошло между десятью и одиннадцатью вечера. Один или два раза она крикнула: «На помощь, крестная!» Этот жалобный призыв услышали две женщины, оказавшиеся поблизости, и одна из них, согласно показаниям обеих, ответила: «Идем-идем!»
Женщины прибежали, и преступник, узнанный ими, бросился прочь. Они подняли Агустину и отвели домой, боясь, что несчастная девочка умрет по дороге, потому что она была в ужасном состоянии. Правосудие упорно разыскивало виновного, но безуспешно: поняв, что был узнан, преступник скрылся из тех мест – вероятно, уехал в Америку».
В полицейском отчете приводилось следующее описание Венансио Ромеро: «Среднего роста, волосы каштановые, густая рыжая борода, орлиный нос, лицо круглое, бледное; носит черные клетчатые брюки, пиджак и жилет из меланжевого сукна, цветную рубашку, круглую фетровую шляпу и ботинки».
Но что же произошло потом? Что стало с девочкой после изнасилования и где ее лечили? Поскольку Каролина никогда не говорила об этом, возникло несколько версий этого эпизода из ее биографии. В процессе расследования я познакомилась со всеми, но мне кажется наиболее предпочтительной версия Боробо (псевдоним Раймундо Гарсии Домингеса), писателя и биографа, автора небольшой книги под названием «Ужасное детство Беллы Отеро». Так как Боробо сейчас восемьдесят пять лет, а его расследование было проведено более шестидесяти лет назад, когда еще были живы многие люди, знавшие Беллу, его сведения особенно ценны, поскольку получены из первых рук.
«После ужасного происшествия, – рассказывает Боробо, – девочку отвезли в «Дом Хины», известную таверну, до сих пор существующую в Вальге. Она оставалась там два дня, и, поскольку кровотечение не прекращалось (врачам так и не удалось остановить его), девочку решили перевезти в Королевскую больницу Сантьяго. Три мили, отделяющие Вальгу от Компостелы, Агустина Отеро проехала верхом на лошади: невероятно, как она выжила во время этого путешествия в таком тяжелом состоянии».
Боробо считает, что именно в Королевской больнице будущая Белла Отеро была излечена от ран, нанесенных насильником, – перелома таза и разрывов, сделавших ее бесплодной. Боробо рассказывает, что, пытаясь проверить подлинность собранных им устных свидетельств, он изучил все регистрационные книги Королевской больницы Сантьяго за 1879 год, а также за ближайшие годы, но не нашел записи о поступлении девочки по имени Агустина Отеро. Однако он уверяет, что знал старика из Вальги, Хуана Сонейру, помнившего, как «однажды, давным-давно, бедная девочка вернулась одна в деревню с жалким узелком в руке, когда ее выписали из больницы».
Так же, как и Боробо, мне не удалось точно выяснить, куда поместили Агустину на излечение. Боробо, с которым у нас завязались дружеские отношения, посоветовал мне обратиться в женский монастырь Сантьяго, что недалеко от Королевской больницы: не там ли лечилась Агустина, прежде чем вернуться «с жалким узелком» в Вальгу? Это было интересное предположение. Монахини нередко брали на себя заботу о «заблудших» женщинах, проститутках и матерях-одиночках. Поэтому вполне вероятно, что именно они взяли к себе бедную девочку, ставшую жертвой изнасилования, и заботились о ней долгие месяцы, пока она не выздоровела. Кроме того – так как во всякой лжи есть доля правды, – мне представлялось вероятным, что некоторые эпизоды из мемуаров Беллы (вроде жестокого обращения с ней в «интернате для девочек», где ее использовали как служанку, или в особенности неприятный случай с крысой) действительно имели место, хотя и среди других, более убогих декораций – в монастыре для падших женщин.
Однако Агустина не могла находиться на излечении в том монастыре, потому что он открылся лишь в 1882 году. Свидетельств ее пребывания нет и в архивах других благотворительных заведений. Ни в Доме благотворительности Сантьяго, ни в Благотворительном приюте, ни в Доме милосердия… – ни в одном из двенадцати заведений, где мы пытались установить факт пребывания Агустины Отеро. Возможно, у девочки был такой сильный организм, что, несмотря на тяжелое состояние, она смогла выздороветь дома: Белла действительно отличалась крепким здоровьем, которое не смогли подорвать ни бессонные ночи, ни алкоголь, ни модные в то время в галантном Париже наркотики. Можно предположить, что бумаги, зафиксировавшие ее пребывание в одном из таких заведений, были украдены. Множество, если не большинство документов, касающихся Агустины Отеро, – письма, свидетельства, бумаги – исчезло.
Все, связанное с Беллой, вызывало нездоровый интерес биографов и просто фетишистов, а так как некоторое время назад не составляло особого труда совершенно безнаказанно похитить такого рода документы, то первые годы жизни Агустины Отеро остались сокрытыми от любопытной публики. От ее внучатой племянницы Элены Отеро, которая была еще жива, когда я побывала в Вальге, мне удалось узнать лишь то, что после изнасилования Агустина стала объектом для пересудов. Красивую и бедную девочку презирали все соседи: и богатые, смотревшие на нее с пренебрежением, и бедные, вроде бы сочувствовавшие ей, заключили, что виновата в происшедшем она сама. Мужчины видели в танцевавшей Агустине скорее женщину, чем девочку-подростка: вероятно, это и свело с ума Венансио Ромеро. К тому же некоторые утверждали, что задолго до той злополучной ночи Агустина лишилась девственности.
Тень задает слишком много вопросов
Ницца, 8 апреля 1965 года, 7.30 вечера
Видишь, Гарибальди? Меня нельзя судить строго за то, что отказалась от своих земляков и выдумала историю об андалусском происхождении, ничего общего не имеющую с действительностью. Представляю, какое лицо сделалось бы у мадам Вальмон, когда б она узнала, что одна из знаменитейших куртизанок своего времени, женщина, называвшая себя служительницей Эроса, в действительности была лишь девочкой, над которой надругались и которая стремилась отомстить за давнюю обиду… Посмотри туда, Гарибальди. Видишь призрак того крошечного, истерзанного тела, раздавленного человеческой жестокостью? Конечно же, видишь. На это больно смотреть, правда? Мне тоже. Даже сейчас, когда я уже почти мертва и бесчувственна, меня пугают призраки Нины Отеро. Но я все равно буду вызывать их этим вечером. Не ради тебя, Гарибальди, глупая облезлая птичка… Для самых ужасных признаний не нужны слушатели с их бесполезным состраданием: я сделаю это ради той Тени на стене, которая прекрасна, но и нема и слепа. Я хочу напомнить ей, каков был настоящий двигатель ее – моей – жизни, если вдруг, в вихре славы, она впала в самообман, как это случается со многими. Я хочу, чтобы она знала – или скорее вспомнила, – какая сила давала жизнь этой прекрасной статуе.
