– Не думаю, что столь ужасные события когда-нибудь
вновь произойдут в нашей семье. Мне кажется, времена того колдовства прошли –
наступила другая эпоха, новая эра для нового колдовства.
– Милая, по правде говоря, мы не воспринимаем
ведьмовство всерьез, – заметила Беа.
– Ты знаешь семейную историю? – сурово спросила
Селия.
– Знаю ли я? Да мне известны такие подробности, о
которых вы и не слыхивали. О многих вещах мне поведала бабушка, а она слышала
их от старого Тобиаса. Я знаю слова, написанные на стенах этого дома,
сохранившиеся до сих пор. В детстве, когда я, совсем еще маленькая, сидела у
Старухи Эвелин на коленях, она рассказала мне обо всем, и я это запомнила. Ей
достаточно было одного дня…
– А досье нашей семьи, составленное в Таламаске? –
упорно гнула свою линию Селия. – Они показали тебе его в клинике?
– О да, Беа и Пейдж принесли мне целую кипу
бумаг, – ответила Мэри-Джейн. – Вот, взгляните-ка сюда. – Она
указала на два одинаковых пластыря: на руке и на колене. – Меня укололи
сюда и сюда,! А крови взяли столько, что хватило бы и на то, чтобы ублажить и
задобрить дьявола. Я поняла ситуацию в целом. Некоторые из нас обладают
цепочкой лишних генов. Достаточно двух близких родственников с двойным набором
двойных спиралей, чтобы получить Талтоса! Возможно… Возможно… В конце концов,
об этом стоит задуматься… Ведь сколько близких родственников, кузенов и кузин
переженились между собой – и что? Ничего. Но лишь до того момента, когда…
Послушайте, вы правы, Беатрис: нам не следует болтать об этом в ее присутствии.
Майкл одарил ее едва заметной благодарной улыбкой.
Украдкой бросив еще один беглый взгляд на Роуан, Мэри-Джейн
выдула из жевательной резинки большой пузырь, втянула его обратно и выдула
вновь.
Мона засмеялась.
– А теперь снова повтори этот фокус, – попросила
она. – Мне он никогда не удавался.
– Да уж, должно быть, это врожденный дар, –
сказала Беа.
– Но ведь ты прочла досье? – настаивала
Селия. – Очень важно, чтобы ты знала все.
– О да, я прочла его очень внимательно, – кивнула
Мэри-Джейн. – Даже те отрывки, которые пришлось буквально подсмотреть
тайком. – Она хлопнула себя по стройным загорелым бедрам и залилась
смехом. – Вот вы говорите о том, что мне нужно дать что-нибудь. Помогите
получить образование – это, пожалуй, единственное, что на самом деле пойдет мне
на пользу. Знаете, самую скверную услугу в жизни оказала мне мама, забрав меня
из школы. Разумеется, тогда у меня не было никакой охоты туда ходить. Я
получала гораздо больше удовольствия в публичной библиотеке, но…
– Я думаю, ты совершенно права насчет этих лишних
генов, – вмешалась Мона. – И права насчет образования.
Многие в нашем роду имеют лишние хромосомы, способствующие
рождению монстров, но никогда, вплоть до этого ужасного времени, ни один из них
не появился на свет.
А как же тот призрак, подумалось ей, чудовище, фантом,
доводивший молодых женщин до безумия, так долго державший всех обитателей дома
на Первой улице под покровом страха и мглы. Есть нечто поэтическое в странности
тел, лежащих под землей прямо здесь, в тени дуба, где Мэри-Джейн в коротенькой
хлопчатобумажной юбчонке, со свежеприклеенным пластырем на коленке, в белых,
измазанных свежей грязью лакированных туфлях и в грязных носках, полуспущенных
на каблуки, стоит, упираясь руками в худенькие бока.
Быть может, ведьмы из Байю просто тупицы, размышляла Мона.
Они могут стоять над могилами монстров и не понимать этого. Конечно, ни одна
ведьма из этой семьи не знает ничего и о самой себе. За исключением разве что
молчащей женщины, рядом с которой застыл Майкл – гора кельтских мускулов и
обаяния.
– Ты и я – троюродные сестры, – обращаясь к Моне,
возобновила разговор Мэри-Джейн. – Разве в этом не заключен особый смысл?
Ты еще не родилась, когда я пришла в дом Старухи Эвелин и она угощала меня
домашним мороженым.
– Не помню, чтобы Старуха Эвелин делала домашнее
мороженое.
– Дорогая, она делала лучшее домашнее мороженое,
которое я когда-либо пробовала. Мама привозила меня в Новый Орлеан, чтобы…
– Ты что-то путаешь, – сказала Мона. – Это
был кто-то другой.
Быть может, эта девочка – самозванка? А что, если она вовсе
и не из Мэйфейров? Нет, таких совпадений не бывает. А кроме того, есть что-то у
нее в глазах… нечто такое, что немного напоминает Моне Старуху Эвелин.
– Ничего я не путаю и знаю, о ком говорю, –
настаивала Мэри-Джейн. – Но сейчас речь не о домашнем мороженом. Дай мне
посмотреть на твои руки… Вот видишь, они у тебя нормальные.
– Ну и что из этого?
– Мона, будь вежливой, дорогая, – сказала
Беатрис, – твоя кузина говорит от всей души.
– Так вот, видишь эти руки? – сказала
Мэри-Джейн. – В далеком детстве у меня на обеих руках было по шестому
пальцу. Тебе известно об этом? Это был лишний палец, совсем маленький. И мать
привела меня к Старухе Эвелин, потому что у Старухи Эвелин имелись точно такие
же пальцы.
– Неужели ты думала, что я не в курсе? – спросила
Мона. – Я выросла у Старухи Эвелин.
– Знаю. Я знаю о тебе все. Остынь немного, милая. Я не
хочу показаться грубой, просто я такая же Мэйфейр, как и ты, и готова сравнить
свои гены с твоими в любой момент.
– А от кого ты обо мне узнала?
– Мона… – мягко попытался остановить ее Майкл, но
безуспешно.
– Как получилось, что я никогда не встречалась с тобой
прежде? – продолжала Мона. – Я Мэйфейр из Фонтевро. Твоя троюродная
сестра. И почему ты говоришь как истинная жительница Миссисипи, если на самом
деле ты жила в Калифорнии?
– Ах, послушайте, это целая история, – сказала
Мэри-Джейн. – Я отбывала срок в Миссисипи, и, можете мне поверить, условия
были еще хуже, чем на Ферме Парчмана.
[8]
– Она пожала
плечами. Похоже, этого большого ребенка невозможно вывести из себя. – У
вас не найдется чаю со льдом?
– Конечно найдется, милая. Извини, пожалуйста, –
вскинулась Беатрис и выбежала за чаем.
Селия качала головой. Ей было стыдно. Даже Мона
почувствовала, что нарушает законы гостеприимства. А Майкл поспешно принялся
извиняться.
