Индийская сирень была усыпана готовыми распуститься
бутонами.
А когда исчез Юрий, ветви были еще совсем голыми.
Они стояли там рядышком и шептались. И Юрий сказал: «Знай,
что бы ни случилось в Европе, Мона, я вернусь сюда, к тебе».
Роуан смотрит на нее! Роуан смотрит ей прямо в глаза!
Мона была настолько потрясена, что не могла ни говорить, ни
двигаться. А еще она опасалась, что Роуан опять отвернется. Ей хотелось верить,
что это хороший признак, что еще немного – и все изменится к лучшему. Она
сумела-таки привлечь внимание Роуан, хотя по сравнению с остальными была всего
лишь беспомощным щенком.
Неотрывно глядя на Роуан, Мона видела, как постепенно
меняется выражение лица безмолвно сидевшей женщины, как оно становится все
менее задумчивым и сосредоточенность уступает место печали.
– Что, Роуан? – шепотом спросила Мона.
– Дело не в Юрии, – едва слышно произнесла Роуан.
Морщинка на лбу ее стала еще глубже и заметнее, глаза
потемнели. Однако прежнее состояние полнейшего безразличия, слава богу, не
возвращалось.
– О чем ты, Роуан? Что ты сказала о Юрии?
Впечатление было такое, что Роуан думает, будто все еще
говорит с Моной, и не сознает, что с губ ее не слетает ни звука.
– Роуан, – все так же шепотом умоляла Мона, –
скажи мне, Роуан…
Слова застыли у Моны на языке. Она вдруг словно утратила
мужество и желание говорить.
Глаза Роуан все еще были устремлены на нее. Потом Роуан
подняла правую руку и пробежала пальцами по пепельным волосам. Жест был
естественным, нормальным, но глаза… В них застыла тревога…
Внимание Моны привлекли чьи-то голоса. Разговаривали
мужчины. Майкл и кто-то еще… Мона не разобрала.
Вдруг послышались другие звуки… Не то смех, не то плач
женщины. Буквально через секунду все смолкло. Мона не смогла определить, кому
принадлежал голос.
Она обернулась и посмотрела в ту сторону, где за открытыми
створками ворот виднелся сверкающий бассейн. Вдоль его края по каменным плитам
к ней почти бегом приближалась тетя Беатрис. Одной рукой она зажимала рот, а
другую вытянула вперед, будто боясь упасть лицом на землю. Это ее голос слышала
Мона: Беатрис рыдала. Волосы Беа, обычно уложенные в безукоризненный узел у
основания шеи, растрепались, выбившиеся пряди упали на лицо. Прекрасное
шелковое платье намокло и покрылось пятнами.
Майкл и человек зловещего вида в темной одежде быстро
следовали за ней, на ходу обмениваясь отрывистыми фразами.
Громкие, захлебывающиеся рыдания Беатрис гулко раздавались
над водой. Высокие каблуки туфель увязали в мягком грунте лужайки, но она
упорно продвигалась вперед.
– Беа, что случилось? Мона вскочила на ноги.
То же сделала Роуан, внимательно всматриваясь в
приближающуюся фигуру.
Беатрис бросилась к ней прямо по траве. Она неловко
подвернула ногу, едва не упала, но сумела удержать равновесие и тут же без
посторонней помощи выпрямилась.
Моне стало ясно, что бежала Беа именно к Роуан.
– Они сделали это, Роуан! – задыхаясь, выкрикнула
Беа. – Они убили его! Прямо на моих глазах! Машина выскочила на тротуар…
Они убили его… Я видела это собственными глазами…
Мона кинулась вперед, чтобы поддержать Беатрис. А та обняла
Мону левой рукой и едва не задушила ее поцелуями, одновременно другой рукой
обхватив Роуан и прижимая ее к себе.
Роуан в свою очередь заключила Беа в объятия.
– Беа, кого они убили? Кто убил? – срывающимся
голосом спрашивала Мона. – Уж не Эрона ли ты имеешь в виду?
– Да… – ответила Беа, неистово кивая.
Голос ее сел и охрип от слез. Расслышать и понять что-либо
было сложно. Она продолжала кивать головой, в то время как Роуан и Мона
поддерживали ее с обеих сторон.
– Эрон… Они убили его… Я видела… Машина вылетела на
тротуар на Сент-Чарльз-авеню. Я предложила ему ехать сюда вместе со мной, но он
отказался – хотел пройтись пешком. Машина намеренно ударила его. Она проехала
по нему три раза!
Подошедший в этот момент Майкл обнял Беа, а та, словно теряя
сознание, осела на землю. Майкл помог ей встать, крепко прижал к себе, и она с
рыданиями припала к его груди. Волосы упали ей на глаза, а безвольно раскинутые
в стороны руки трепетали словно крылья птицы, не знающей, куда опуститься, и из
последних сил пытающейся удержаться в воздухе.
Человек в зловещем темном одеянии оказался полицейским –
Мона увидела револьвер в наплечной кобуре, – американцем китайского
происхождения с выразительным лицом.
– Глубоко сожалею, – произнес он с отчетливым
новоорлеанским акцентом.
Моне еще не доводилось слышать такой выговор из уст человека
со столь явно выраженной азиатской внешностью.
– Они убили его? – спросила Мона шепотом, переводя
взгляд с полицейского на Майкла, утешавшего Беа поцелуями и нежным
поглаживанием по голове.
За всю свою жизнь Моне не приходилось видеть Беа столь
отчаянно рыдающей. Неожиданно в голову ей пришла мысль, что Юрий, вероятнее
всего, уже погиб. И Эрон мертв. Возможно, всем им тоже грозит опасность. Это
было ужасно, невыразимо ужасно, и больше всего – для Беа.
Роуан спокойно разговаривала с полицейским. Голос ее
по-прежнему оставался хриплым и звучал едва слышно – виной тому было крайнее
смятение от переполнявших душу эмоций.
– Я должна увидеть тело, – сказала Роуан. –
Вы можете провести меня к нему? Я врач и должна осмотреть его. Подождите – я
только переоденусь. Это не займет много времени.
Трудно описать словами, до какой степени был поражен всем
происходящим Майкл и в какое изумление пришла Мона. И все-таки тот факт, что
Роуан заговорила, нельзя было назвать неожиданным. Ведь эта противная
Мэри-Джейн предсказала именно такой ход событий.
Слава Господу, что Роуан сейчас не сидит под деревом –
равнодушная и безмолвная! Слава Господу, она снова с ними!
Не важно, что она сейчас чрезмерно худа, не важно, что
хрипота никак не желает уходить из ее голоса. Глаза ее совершенно ясны. Не
обращая внимания на исполненную заботы реплику полицейского о том, что не
следовало бы ей осматривать тело, ибо несчастный случай – он и есть несчастный
случай, Роуан поспешила прочь.
– Майкл останется с Беа, ей необходима помощь, –
уже на ходу бросила она.
И протянула руку Моне. Ладонь ее была холодна и тверда.
– Ты нужна мне. Пойдешь со мной?