V
Полковник Рашин читал аналитический отчет, и лицо его все зеленело и зеленело. Перед ним по стойке «смирно» стоял Кердыев – сесть ему Леонид Алексеевич не предложил. Когда замначальника Пятого управления закончил, он откинулся в кресле и глубоко задумался.
– Кажется, Артур, мы сели в лужу, – наконец сказал он.
– Ничего мы не сели. Ну, подтвердилось, что мальчик – шизик. Нам-то что до этого? Пусть теперь в психушке лечат.
– Дурак! – хлопнул ладонью по столу хозяин кабинета, да так, что майор вздрогнул. – Трижды дурак! Сядь!
Подчиненный опустился на краешек стула. Шеф потер себе глаза.
– Значит, так. Полчаса назад ко мне по поводу Белолобова заходил старый друг – мы Минское училище вместе заканчивали – из Первого главного управления.
– Ого!.. – вырвалось у Кердыева.
– Из управления «К».
– Ого-го! А контрразведка почему мальчишкой интересуется?!!
– Контрразведке он на фиг не нужен. Друг зашел ко мне потому, что он друг.
– Не понял.
– У пацана есть дед-академик. Он старый, на пенсии, но не в этом дело. Он историк. Когда-то, в факультативном порядке, преподавал историю в военной академии имени Фрунзе. Студенты его любили. А один так вовсе увлекся историческими вопросами и чуть было профессию не поменял. Вовремя остановился, но дружба осталась на всю жизнь.
– И?
– Что – «и»? Фамилия его – Петров. Простая такая. Никогда не слышал?
– Ой, – заерзал на стуле Алиевич, – не поверите, вот прямо так вертится, вот где-то рядом, рядом… – тут вдруг физиономия его застыла, он с трудом выдавил из себя: – Генерал-полковник Петров Василий Иванович, главком Сухопутных войск, замминистра обороны, Герой Советского Союза?
– Майор, все-таки что-то такое в тебе есть. Память, во всяком случае, цепкая. Итак: какая-то крыса, откуда, как, когда, письмом, по телефону, не знаю, стукнула старшему Белолобову, что его внука взяли на Кавказе наши люди, и что видели его в аэропорту МинВод.
– И?
– Да что ты все икаешь! Иди, мля, воды попей! Дед поехал к Петрову, тот сразу сделал запрос.
– Когда? – губы у Кердыева задрожали.
– Я же говорю, примерно полчаса назад.
– Это значит, что у нас есть два-три часа.
– Правильно мыслишь. Потому что если выяснится, что мы применили дознание к психически больному ребенку, то я и ты в это здание больше не вернемся. И следующих званий у нас не будет. И выслуги лет тоже. В каком состоянии Белолобов?
– Подыхает.
– Что?!?
– Бредит, в сознание не приходит, весь синюшный, куда-то несколько килограмм ушло, врач приходил, ничего понять не может.
– А сколько вы ему вкололи?
– Три куба.
– И что тут непонятного? Артурик, если мы его в таком виде отдадим, и он через неделю кончится, нас даже рядовыми в Афган не пошлют. Лишат званий, наград – и уволят к черту. Такую честь мундира Андропов отстаивать не станет. У нас вообще никакой зацепки по антисоветской деятельности нет?
– Да ну, вы же читали отчет. Мальчишка думает, что на Эльбрусе попал под ледник – на Эльбрусе ледники уж лет двести не сходили. Далее: у него якобы есть дочь Нина, он якобы часто бывает в Европе.
– Да может, он молодой, да ранний, и успел родить!
– Маразм, конечно, но мы проверили на всякий случай. Нет дочери, не бывал за границей.
– А что это за муть такая – «роснефть», «газпром», «втб»?
– Нефть и газ, больше ничего не понятно. Причем они тут вообще – бес его знает.
– А этот… Тренер?
– Романов Юкшиных в Москве – море, но нет никого, кто интересовался бы единоборствами, и тем более – чтобы какое-то время провел в Японии.
– Тупик.
– Нет.
– Почему? – оживился полковник. – У нас есть хоть один шанс?
Кердыев покраснел и выпалил:
– Уничтожим все документы! Сделаем так, что его у нас вообще не было!
– Фантаст! Документы – да, но он же придет в себя, и расскажет все, что вспомнит!
– Физическое устранение.
– Что?
– Физическое устранение. Тело – в крематорий.
Рашин вскочил и принялся мерить шагами кабинет. Пару раз он поднимал взгляд на подчиненного и сокрушенно качал головой. Наконец, бросился обратно в кресло, наклонился к майору через стол и сказал почти шепотом:
– Свидетелей – до фига.
– Ничего подобного. Опасны только срочник Уткин, дежурный по блоку, и два срочника, которые вбегали по вызову, когда малыш Степанцова мутузил. Всех троих – сегодня же переводом на Дальний Восток. Лейтенанты Савельев, Стручков, Лукин и доктор Малышев сами участвовали в применении препарата – ребята мальчишку привязывали, а Малышев колол.
– Да у Малышева столько за душой – он и так рот не откроет. Остается Рядко.
– И ваш секретарь.
– Не смеши. Потому он и мой секретарь, что умеет держать язык за зубами. А с Рядко справимся.
– Как? Парень настолько выслужиться хочет, что сдаст кого угодно когда угодно кому угодно.
– А мы ему и поручим – привести приговор в исполнение. Скажем, сверху указание дано. Срочно. А чтоб веселее получилось – пообещаем сразу через звезду перескочить.
– Из лейтенанта – в капитаны? – с недоверием спросил майор.
– Угу. Лично займусь.
– Тогда – вот вам и надежный человек в вашу команду. Правда, остаются бесконтрольные кухарка, дежурные, водители, что везли его из аэропорта. Ну и спецкоманда, что будет труп жечь.
– Офонарел? Кто запрос до кухарок доводить будет? Это уж мне позволь решать. А у спецкоманды такая подписка о неразглашении, что им и членам Политбюро не разрешено ничего рассказывать.
– Прикажете приступить?
– К чему?
– К работе с документами.
– Чтоб ни кусочка пепла не осталось. Малышев ампулу ценного препарата пусть на себя возьмет, как разбившуюся. Спишут, не страшно. Приказ по срочникам должен быть готов в течении десяти минут.
– Есть. Разрешите выполнять?
– Разрешаю.
Кердыев, какое-то время назад ссутулившийся, с опущенными плечами, вскочил с выпяченной грудью, ловко развернулся на каблуках и ринулся на выход.
Рашин наклонился к микрофону и задал вопрос:
– Лейтенант Рядко на смене?
– Секунду!
Зашуршали бумаги.
– Так точно!
– Ко мне. Мигом.
