– Когда наличность пропала, и образовался вакуум, то тот, кто первым мог отреагировать на требование рынка и этот вакуум заполнить, тот больше заработал. Я – финансист, и реагирую на рынок. Это – игра деньгами. А то, что происходит в Сургуте – некий укрупненный гоп-стоп: увидели на улице хорошо одетого гражданина, приставили нож к горлу и отобрали кошелек.
– Приходько свои активы тоже не по наследству получил и не в лотерею выиграл. «Недружественное поглощение» – термин, который твоими друзьями-буржуями выдуман. Недоволен – в суд. Что касается способа ведения дел, то вообще – мы в России живем. Как там в песне? «Родина, пусть кричат – уродина». Пока – так деньги зарабатываются. У тебя существовала возможность остаться в своих Чи-Чи-А – вот и жил бы сейчас по правилам.
– Вы плохо представляете себе жизнь в Америке…
– Конечно – я ведь «невъездной» после своего «кровавого афганского прошлого».
– Все то же самое, что и здесь. Только еще под более толстым слоем лицемерия. У меня есть там знакомый – к нему один и тот же вор, «афроамериканец», два раза залезал безнаказанно, а на третий его хозяин застал. И так был взбешен, что вынул из сейфа пистолет. Тот – наутек. Так знакомый два квартала за ним гнался, в третьем настиг и застрелил. И – что? Восемь тысяч на взятку судье, и преднамеренное убийство за три улицы от дома становится самообороной при защите жилья в стенах этого самого дома.
– У нас за восемь тысяч по «мокрому» делу, – вставил коллега, – судья только в носу разрешит поковыряться.
– Понятно, являлось бы дело резонансным, взятку бы никто не взял – а так… Ладно, бытовуха – но давайте о нашей области. Вот Павел сегодня «Меррилл Линч» и «Голдмен Сакс» зачем-то вспомнил. «Банк оф Америка» купил первых во время кризиса за 50 миллиардов долларов, когда рыночная цена составляла 25. Зачем? Мол, выгодная, все равно, сделка. Я понимаю – десять, двадцать, тридцать процентов плюс к рыночной цене за покупку всего пакета, но сто? Кто на этом нагрелся? А «Голдмен Сакс» – и это доказано – навязывал клиентам сделки, прежде всего выгодные самому банку.
– Это по-нашему, – улыбнулся главный.
– А продажа дутых новых бумаг под обеспечение старыми обесценившимися кредитами? «Моральное банкротство, моральное банкротство»! Плюс 550 отданных миллионов по гражданскому иску – каково?
– Намного круче, чем у нас, – кивнул Владимирович, – у нас столько бы не присудили и столько бы не выплатили.
– Да. Только что Сумуновский объяснял стажерам – у буржуев «инсайд» страшное слово, а у нас – полезное. Я же вернулся, потому как домой хотелось. Первые двое суток я просто у телевизора просидел, слушая непрерывную русскую речь. Но из того, что на всей планете деньги означают грязь, обман и шествие по головам, не следует, что я непременно должен в эту грязь по макушку окунаться. У меня есть свой фронт работ, и я с ним пока справляюсь.
– «Пока», – главный вдруг покраснел и принялся грызть карандаш, – ну а как наконец ошибешься, гений, – что тогда? Будешь стесняться недружественных поглощений?
– Не знаю, – спокойно ответил Олег. – Ошибусь, тогда и будет разговор.
– Ладно, – президент придвинулся к краю стола, положил на поверхность руки. – Давай про свой «фронт», а с Павлом я без тебя пообщаюсь.
– Никаких изменений по сравнению с нашей предыдущей встречей. Думаю, РТС вырастет к концу февраля по сравнению с январем процентов на семь-восемь.
– Смело-то как! А выборы?
– В их исходе кто-то сомневается?
– Никто. Но восемь?
– Я тоже хочу двенадцать, но будет семь-восемь. Основной оборот – акции «Сбербанка».
– На сколько?
– Три миллиарда двести – три пятьсот. Где-то так. «Башнефть» обещает выскочить процентов на двадцать, но там оборот – три с половиной «лимона» максимум.
– Забираем третью часть, двести тысяч маржи, – быстро прикинул президент, – хоть сегодняшний банкет отобью. И то не весь. А «Сбер» что-то ты круто посчитал. Не из-за своего друга Ширко? Он перед Новым годом все свои личные деньги на него потратил.
– Так падал же, – развел руки коллега. – И гений не ошибается.
– Восемь роста при обороте в три «арбуза», а его хотя б «лимон», да «плечо» – Пашка озолотится, – продолжил Владимирович. – Паш, а вдруг упадет? Не боишься?
– Я, – скривился Ширко, – полтора года работал в 21-м ремонтно-механическом цеху Белгородского витаминного комбината имени 50-летия СССР, затем два года служил в армии на уровне минус двести метров под землей на Главном узле связи Генерального штаба, затем четыре года был женат на Анастасии Арнольдовне Бриль. Как меня может испугать какое-то там падение каких-то там акций?
– Паша, как всегда, в своем репертуаре, – довольно закряхтел босс. – А что в мире, Олег?
– «Гугл» на апрель прогнозируют 714 долларов за акцию.
– Ты прогнозируешь?
– Аналитики.
– Проехали. У меня этих аналитиков… «Чуйка» важнее. Что еще?
– «Фейсбук» на Ай-Пи-Оу к лету выйти грозится.
– И?..
– Понятия не имею. Сначала вырастет на ажиотаже, потом припадет, конечно… Ну, как обычно с любой новой компанией. Но если вперед лет на десять заглянуть, как на долгосрочную инвестицию, – за ним будущее. Нормальное вложение. Ну, для клиентов. Как совет.
– Нормальное вложение на десять лет – золото, – вставил Паша.
– Золото – всем пузырям пузырь, – немедленно отреагировал Белолобов. – Я могу идти?
– Иди, – кивнул Николай Владимирович, и когда Олег уже открывал дверь, крикнул ему вдогонку: – Так мы, это… Прикупаем «Сбер»?
– Конечно, – повернулся ведущий специалист по зарубежным рынкам. – А на второй неделе марта сливаем потихоньку, чтоб никого не испугать.
– Упадет?
– Чуть-чуть, но тем не менее.
– Когда?
– Я, что, и день знать должен? Примерно в марте.
– Если продать на пике – будет здорово! – замечтался Ширко.
– Это к гадалке. Свечи, хрустальный шар, ароматный дым…
– Ладно, – сказал президент, – спасибо. Нам сегодня двадцать лет, в семь часов жду.
– Двадцать лет исполнилось во вторник, и я вас поздравил.
– Нет, я еще пьянку буду во вторник устраивать! Сегодня – лучше, как раз к понедельнику все и опохмелятся, и отоспятся.
– Я пошел?
– Иди.
Олег захлопнул за собой дверь, поднял ладонь, проходя мимо цербера-Ларисы, и направился к себе.
Кивнул напрягшейся Эл-Эл, прошел в кабинет. На столе лежала свежая распечатка. Он уселся, подвигал мышкой, зажегся монитор. Постучал по клавиатуре, открыл нужный файл, взял в руки маркер и принялся на бумаге ставить одному ему понятные крестики, кружочки, галочки. На очередной странице отложил маркер в сторону, посмотрел на стоявшие в рамках на столе фотографии Нины четырехлетней, пятилетней, восьмилетней и двенадцатилетней, с папой, с мамой и в одиночестве, Париж-Рим-Лондон-Нью-Йорк. Нажал кнопку громкой связи и произнес:
