– Почему хвойные? – спросил Добчинский.
– У них корневая система слабее. То есть березка, может, и устоит. А сосна-ель – уже нет.
– Черт, – ругнулся Антон. – Но вот смотришь фильмы всякие там американские – ну, попал в сход снега, покрутило, повертело, если башкой о камень не стукнуло – отряхнулся и дальше пошел.
Степанович снисходительно улыбнулся.
– Кхе-кхе, – прокашлялся он. – Склон в несколько сот метров в горах считается средним, а в пятьдесят – просто маленьким. Теперь считаем: сход снежной доски даже с половины этого склона при ширине отрыва, допустим, тридцать метров… – тон его голоса повысился, – и толщине снега, допустим, всего двадцать сантиметров… равен в объеме ста кубическим метрам! – и победоносно взглянул на собеседников.
– И что это значит? – ничего не понял, но почуял недоброе Бобчев.
– А то, что их вес равен двадцати-тридцати тоннам! И все это – сверху тебя!
– Я поехал домой, – вроде как в шутку, но серьезным голосом произнес Антон.
– Слушай, право, – скривился Белый Лоб, – Степанович, ну зачем ты мне друзей пугаешь? Если бы на Эльбрусе лавины сходили – как бы здесь удержались канатные дороги, все эти «приюты путешественников» и прочие строения?
– А чтобы не дремали, – оправдался инструктор, – чтобы советов слушали. Вот скажу завтра – там может быть подледная щель, опасно, не пойдем, лучше кружок в три десятка метров сделаем – чтоб головами кивали, и за мной шли.
– Будем кивать! – хором ответили Бобчинский и Добчинский.
– А на самом деле – ну что на Эльбрусе нужно? Сильные голеностопы и физическая выносливость. А это у вас, я так понимаю, есть. Все.
Некоторое время висела пауза, Антон чуть успокоился, попросил еще чаю.
– Если понравится, – вдруг сказал он, – тогда, что, тогда и в Перу летом готов. – Заметив выражение лица инструктора, спросил: – Чего?
– Тьфу! – не выдержал Шуленин.
– Что «тьфу»? – с интересом посмотрел на него Олег.
– Да все то же самое, что и здесь, только, ну… экзотичней, что ли. Мулов увидать, индейцев и развалины империи инков. А так – то же самое развлечение для любого туриста, что и здесь.
– Ну-ка, ну-ка… – придвинулся ближе Виктор.
– Что вы знаете о Перу?
– Ничего, – честно ответил Тошка.
– Что там родился лауреат Нобелевской премии Льоса, – сказал Белолобов.
– Что сборная по футболу этой страны часто играет на чемпионатах мира, – добавил Дробышев.
– Да это лишь звучит хорошо – «Кордильера-Бланка, гора Ваюнараху! Гора Ишинка! Гора Урус!» И что? – продолжил Федор Степанович.
– И что? – переспросил Дробыш.
– Да ничего. На высоте 4000 метров – базовый лагерь. В палатках врачи и рейнджеры. Последние следят, чтобы не мусорили и ходили в правильных ботинках, доктора меряют давление и пульс. Не понравилось – отправляют вниз. Больше ничего. А так – по хоженой тропке поднялся, по леднику в кошках чуть прошелся, почувствовал себя на минуту Эдмундом Хиллари – и обратно. Ради этого стоит аж до Тихого океана лететь?
– А куда стоит? – спросил Белый Лоб, поняв весь строй рассуждений заслуженного альпиниста.
– На Пик Лайла, шеститысячник, Каракорум, Пакистан. Вот такая, – он сложил ладошки под острым углом, – вершина. Красота – смертельная. Ну и сложность соответствующая. А все эти Мачу-Пикчу и канатные дороги – для детишек. Нет, есть, конечно, группы, м-м… назовем их энтузиастами, чтобы не использовать бранных слов, – те совершают восхождения только по отвесным стенам. И на шесть, и на семь тысяч. Спят на веревках на весу. Есть готовят, чай пьют в подвешенном состоянии – в буквальном смысле этого слова. Но это уже – не альпинизм. Это – зависимость, сродни наркотической. Это не для нормального человека.
– А что же тогда для нормального? – буркнул Тошка.
– Если деньги, – на последнем слове инструктор сделал сильное ударение, – имеются, и времени – хоть отбавляй, есть такая специальная программа – «семь вершин» называется. Самые высокие горы континентов: Австралия – Пик Костюшко, Южная Америка – Аканкогуа, Северная – Мак-Кинли, Африка – Килиманджаро, Антарктида – Массив Винсона, Азия, естественно, – Эверест, и Европа – поздравляю – Эльбрус. Одна, считайте, у вас уже есть.
Олег чуть не подпрыгнул.
– А ведь идея, нет?!
– «Значкист», – фыркнул Шуленин.
– У меня четверо детей, – произнес Бобчев, даже как-то печально. – Я их безумно люблю и обожаю, но иногда хочется от этого бедлама, каким представляется мой дом, как бы это сказать… сбежать. Если бы не полученный в армии гастрит, я бы, как и другие – набухался в дюбель, да запоем так дня на три, и нервное напряжение снято. Но нельзя – две рюмки, и я неделю скрюченный хожу. А потому – хоть в горы, хоть под воду. Потому я и здесь. Ладно, заболтались, я спать. А то сейчас питерцы прибудут, и начнется – один с Путиным учился, другой с Миллером в одном дворе жил, третий с Медведевым на дискотеки ходил. Я хоть в себя приду после нашей беседы, – и с грохотом отодвинул стул.
– Я тоже вздремну, – поднялся следом Витька.
– Я потом, попозже, – кивнул ему Белый Лоб.
Когда ребята ушли, инструктор спросил, впрочем, беззлобно:
– Они у тебя, что, вообще «нулевые»?
– Угу, – ответил Олег. – Это я нашел себе новое увлечение, а для них просто туризм. Хотя видел бы ты их на татами, то немножко сарказм бы свой снизил.
– Но я же не выхожу на татами. А они в горы идут. Нужно хоть какую-то теорию иметь.
– Себя вспомни. Наверняка еще тем зеленым юнцом был.
– Олег! – покачал головой Степанович. – Мне пятьдесят шесть лет, и начинал я еще в советское время. А тогда – не сделал обвязку на муляже человека за отведенное время – не то что значка, а места в очереди на его получение дождаться не мог…
– Ладно. А что, действительно Пик Лайма – так завлекательно?
– Я тебе, – инструктор непроизвольно сглотнул слюну, – вечером в ноутбуке фотографию покажу.
– Посмотрю. И про лавины замечу – нагнал ты страху. Их точно не бывает здесь?
– Да везде бывают, – пожал плечами Федор Степанович. – Тебе научным языком объяснить, или как попроще?
– Можно любым – я хорошо учился.
– Во льду, – собеседник поднял руки и начал помогать себе жестами, – это отпускаем из внимания внешние воздействия, влияющие на возможность его отрыва – происходят внутренние тепло– и влагообменные процессы. Иначе – перекристаллизация. Поэтому! В глубинных слоях возникают пустоты из полых кристаллов. Казалось бы, ерунда – миллиметров десять в поперечнике. Но вот идет покоритель всех гор, скал и холмов мира Белолобов Олег. Наступает, и…
– И куда мне после Эльбруса, чтобы поучиться по-настоящему?
