Абакумов отпустил Райхмана, приказав держать его в курсе всех дел, связанных с ЕАК. После бесед с Хейфецом и Райхманом недоумение не исчезло. Наоборот — еще больше усилилось. Мелькнула мысль — поговорить с Ветровым. Сразу понял: нельзя. Посоветоваться с Кузнецовым? Он по линии ЦК курировал МГБ и хорошо, можно даже сказать по-дружески относился к Абакумову. Нет, не стоит. Посоветоваться с всесильным Ждановым? «Стоп, — сказал себе Абакумов. — Стоп». Это и значило — влезать в кремлевские тайны. На этом уже не один человек шею сломал. Начиная с Ягоды, кончая Меркуловым. Ни к чему ему быть следующим в этом ряду. Совсем ни к чему.
Он отправил в архив литерное дело «К» и досье Еврейского антифашистского комитета. И запретил себе об этом думать. И тут раздался звонок Поскребышева:
— Вас вызывает товарищ Сталин.
— По какому вопросу?
— Не сказано.
— Сейчас буду.
III
При появлении Абакумова в огромной приемной Сталина Поскребышев сказал:
— Подождите. Товарищ Сталин занят. У него Берия.
Абакумов понимающе кивнул. Берия — значит, доклад о бомбе. Это было дело номер один. Самая тайная и самая главная ось, вокруг которой вращалась вся жизнь огромной страны. Все, что способствовало успеху дела, всячески поощрялось. Все, что делу препятствовало, отсекалось и безжалостно уничтожалось. Причастность к этому делу предопределяла и значимость людей. Абакумов не был напрямую задействован в атомном проекте, этим занималось подразделение МГБ, которым руководил заместитель Абакумова генерал-лейтенант Судоплатов. По его словам, на заседаниях Спецкомитета по атомной проблеме стояла такая ругань, что даже Берии не сразу удавалось призвать членов комитета к порядку. При этом не соблюдалось никакой субординации. Член ЦК Первухин мог орать на члена Политбюро Вознесенского, и тот уступал, так как Первухин курировал химическую промышленность, поставлявшую необходимые компоненты для атомного реактора.
По этой же причине ошибались те, кто считал, что отстранение Берии от общего руководства госбезопасностью и Министерством внутренних дел свидетельствовало об утрате им ключевых позиций в руководстве. Он не утратил влияния, нет. Наоборот — был брошен на самое главное дело. Теперь его судьба зависела только от одного — сумеет ли он добиться успеха. Сумеет — станет самой крупной фигурой, вторым после Сталина. Если нет — об этом лучше было не думать. Вариант «нет» был возможен только для Берии. Но не для самого дела. Не справится Берия — справится кто-то другой. Пока же Берия был на острие проблемы номер один. Мешать ему — значило мешать делу. Поэтому Абакумов не давал никакого хода милицейским протоколам и жалобам мужей, жен которых хватали прямо на московских улицах охранники Берии полковник Саркисов и полковник Надарая и возили в особняк Берии. Абакумов этого не одобрял, но это были сущие мелочи по сравнению с огромной важностью дела, которым был занят Берия.
Дела, вокруг которого крутилось все.
Открылась и с легким стуком закрылась высокая дубовая дверь. В приемной появился Берия. Пухлая кожаная папка в руках. Лицо набрякшее, хмурое. Хмурый взгляд за отблескивающими стеклышками пенсне. Видно, не из легких был разговор. Молча пожал Абакумову руку. Оценил, что в руках у того никаких документов: значит, вызов срочный, докладывать придется без подготовки. Неопределенно заметил:
— Ну-ну!
На столе Поскребышева прозвучал зуммер.
— Товарищ Абакумов, вас ждут.
Абакумов одернул гимнастерку и вошел в кабинет. Сталин стоял возле письменного стола, чистил трубку. Кивнул:
— Проходите, товарищ Абакумов. Садитесь. Сюда.
Сам отодвинул стул от стола для заседаний. Подождал, пока Абакумов сядет. Потом положил перед ним стопку машинописных страниц.
— Прочитайте это. Не торопитесь, читайте внимательно. Я подожду.
И вернулся к трубке.
Абакумов взглянул на листки. Не прочитав еще ни слова, по форме записи понял: расшифровка разговора, зафиксированного оперативной техникой. Но вводной «шапки» не было, верхняя часть страницы, где обычно сообщались дата, место и участники разговора, была обрезана. Заглянул на последнюю страницу — ни руководителя опергруппы, ни звукооператора. Тоже обрезано.
— Читайте, читайте, — проговорил Сталин.
«М о л о т о в. Добрый день, Соломон Михайлович. Проходите, садитесь. Как вы себя чувствуете?
М и х о э л с. Спасибо, хорошо…»
Когда Абакумов перевернул последнюю страницу, Сталин обошел стол для заседаний, но сел не в торце, на своем обычном председательском месте, а против Абакумова.
— Ну, прочитали? Что вы об этом думаете?
— Перед вашим вызовом я еще раз просматривал досье Еврейского антифашистского комитета. В нем есть агентурные донесения о том, что Михоэлс вел в Америке зондажные переговоры о Крыме. При этом объяснял, что делает это по указанию товарища Молотова.
— Вы этому поверили?
— Генерал Райхман пояснил, что по распоряжению Лаврентия Павловича Берии и в его присутствии он провел инструктаж агента Зорина, который был выделен для сопровождения Михоэлса в его поездке по Америке. Я исходил из того, что все дело было доложено Лаврентию Павловичу. Никаких мер не было принято. Это лишало меня возможности давать свои оценки.
Сталин с интересом прищурился:
— А если забыть о том, что разговаривают товарищ Михоэлс и товарищ Молотов? Мы не знаем, кто разговаривает. Некий Икс и некий Игрек. Как в этом случае вы расценили бы разговор?
— Я расценил бы это как заговор.
Сталин удовлетворенно кивнул:
— Мне всегда нравилась прямота ваших суждений. Кто же главный заговорщик?
— Игрек. Икс сопротивляется и приводит сильные аргументы.
— Но Игрек, если вы помните, ссылается на одобрение товарища Сталина.
— У Икса нет возможности проверить его слова.
— Логично. Какие же мотивы могут быть у Игрека для организации заговора? Ну, отдадут Крым американцам. И что?
— Это может быть лишь частью общего плана государственного переворота. Уступка Крыма обеспечит заговору поддержку Запада. Идеологическую, материальную и при необходимости даже военную.
— Логично, — повторил Сталин. — А для государственного переворота мотивов не требуется. Захват власти — это и мотив, и цель одновременно. Что могло подтолкнуть Игрека к мысли о государственном перевороте?
— Здесь уже недостаточно пользоваться абстрактным понятием Игрек. Ответ — в личности заговорщика. Особенности характера. Воспитание. Влияние окружения. Политические амбиции.
— Есть еще один очень важный мотив, — заметил Сталин. — Вы упустили его из виду. Опасность для собственной жизни. Это двигало многими заговорщиками.
— Товарищ Сталин, разрешите мне не продолжать эту тему. Развивая ее, я невольно оказываюсь в двусмысленном положении.
