Тогда он не только сделал внушение вдруг ни с того ни с сего ставшему слишком самостоятельным Воскобойникову – это произошло поздним вечером и заняло совсем немного времени. А перед этим его величество принимал вновь назначенного английского посла, сэра Томаса Ворда. И теперь жалел о том, что раций у него всего полторы, то есть одна вроде работает, а вторая как-то не очень. Радиотелеграфистов же до отъезда в Москву было ровно ноль, и Новицкий сильно подозревал, что и по приезде их окажется в точности столько же, несмотря на то что четверо специально отобранных недорослей из мелкопоместных дворян еще весной начали учить телеграфную азбуку. Вот и получается, что заграничные агенты у него вроде как есть, но толку с этого куда меньше, чем могло быть, ибо между вопросом и ответом на него может пройти месяц, а то и немного побольше.
Царя интересовало: то, что посол прибыл в Санкт-Петербург перед самым отъездом оттуда царя с приближенными – это случайность или результат хорошей осведомленности и точного расчета? Так как ответа пока не было, Новицкий на всякий случай решил считать правильным второе предположение. В его пользу говорило то, что посол собирался, как и ранее, жить в Петербурге, а не в Москве. И, видимо, не хотел, чтобы у царя было время это как следует обмозговать.
Этот Ворд уже приезжал в Россию в прошлом году, но ненадолго и в Москву, причем как раз тогда, когда Сергей был в северной столице, так что встретились они только теперь, когда договор об установлении дипломатических отношений был ратифицирован обеими сторонами и вроде как вступил в силу. Но почему англичане стремились оставить посольство в Питере? Один ответ у Сергея уже имелся – потому что здесь находится Сенат, с которым в отсутствие императора будет, наверное, проще договориться. В силу чего уже ближе к ночи в кабинет был вызван Нулин и поставлен в известность о новых задачах. Непосильными они для него не являлись, потому как прислуга им была завербована и в самом Сенате, и в большинстве домов сенаторов.
– В общем, от тебя требуется быть в курсе всего, что станут делать англичане. И первую очередь – кого и за сколько они захотят купить, пока меня тут не будет. Как думаешь, с кого начнут – с Ягужинского или хватит дурости сразу полезть к Миниху?
Дело было в том, что фельдмаршал оставался в Петербурге по крайней мере до января.
– С меня, – без тени сомнения заявил старший камердинер. – Вон французы и те сообразили, кто про тебя, государь, больше всех знает. Да и про все остальное тоже. А эти небось не глупее, да и наверняка не такие нищие. С них тоже остров требовать или можно деньгами?
– Не «или», а «и», – поправил Нулина царь. – И остров, правда можно поменьше, на первое время хватит пяти квадратных миль, причем запомни – морских, а не сухопутных, дабы не пытались подсунуть какую-нибудь мелочь. И деньги, это само собой. И про баронский титул не забудь, тоже пригодится. В общем, постарайся понять, что им тут нужно в действительности, а не только на словах.
«А ведь правда, – рассуждал император, оглядывая живописные окрестности Петербургского тракта, – с чего это англичане вдруг спохватились? Одиннадцать лет прекрасно обходились без всяких дипломатических отношений, а теперь их вдруг резко подперло». Вообще-то Головкин еще весной говорил, что англичанам нужно увеличение поставок льна, пеньки и корабельного леса, причем желательно подешевле, на что император тогда ответил: против первого он ничего не имеет, а вот насчет второго – фигушки, обломаются просвещенные мореплаватели. Получается, это для них очень важно – или тут все-таки зарыта какая-то другая собака?
«Сразу, как вернусь, засяду за рации и не слезу с них, пока обе не начнут нормально работать, – принял решение император. – А то и дальше будет как сейчас – узнать-то я в конце концов все необходимое узнаю. Но не окажется ли поздно, вот в чем вопрос».
Глава 14
Новицкий давно знал, что если какое-нибудь дело не очень получается, то его можно отложить, а дальше события станут развиваться по одному из двух сценариев.
Или после перерыва станет ясно, что на этом пути вообще ничего не светит и вся суета была зря, надо искать другой.
Или все-таки выяснится, где была ляпнута дурость, а от такого понимания уже совсем немного до прояснения, как сделать работу по уму.
Так вот, с радиостанциями дело сразу пошло по второму варианту. Сергей довольно быстро убедился, что подстроечные конденсаторы в них, будучи почти неотличимы по виду, характеристики имели довольно-таки разные. Эти детали император делал сам, чтобы отработать конструкцию, а перед отъездом в Питер вручил Нартову чертежи и задание развернуть мелкосерийное производство, то есть за три месяца изготовить четыре штуки. Осталось только убедиться, что у Андрея Константиновича, в отличие от некоторых, они получились одинаковы не только внешне, после чего поставить два изделия в радиостанции и обнаружить, что они очень даже работают. К тому же телеграфисты все же кое-как освоили и прием, и передачу. Разумеется, к недоделанным рациям им ходу не было, они работали на тренажерах.
Помощник крутил смазанный канифолью валик, в который при замыкании ключа упиралась тонкая сосновая планка и начинала противно пищать, почти как здоровенный самодельный наушник приемопередатчика. К приезду императора двое недорослей из обучаемых преодолели рубеж тридцати знаков в минуту, а еще двое вообще могли и принимать, и передавать по сорок. «В общем, – прикинул Новицкий, – осень им на натурные тренировки, а по санному пути можно уже будет отправлять бабкиной внучке Анюте, то есть польской княгине Екатерине Браницкой, очередную тайную посылку от отца. Правда, сам Алексей Долгоруков об этом был совершенно не в курсе, но, в конце концов, тайна потому так и называется, что про нее знают далеко не все».
В секретариате тоже не теряли время даром – указ, который Новицкий задумал еще год с лишним назад под рабочим названием «О вольности сословий», был уже почти готов. И, главное, ему придумали название, которое не содержало слова «вольность», а также «свобода» и прочих. Потому как император помнил, что в изучаемой им истории за указом Петра Третьего «О вольности дворянства» кое-где последовали бунты, потому как крестьяне сочли, что там и про них тоже что-то было, но помещики эту часть просто зажилили.
Теперь краткое наименование готовящегося указа звучало как «О поощрениях», ибо свободу никому не предполагалось давать даром, а исключительно в порядке поощрения за что-либо. Например, за добровольно внесенную в государственный бюджет немалую сумму, или за воинскую доблесть, или… в общем, вариантов в том указе рассматривалось много. Полное же его название было всего на три слова короче официального императорского титула, причем даже сам Новицкий только после третьего прочтения понял, о чем там вообще идет речь.
И, разумеется, сразу по приезде в Москву Лиза получила вожделенные деньги, ибо недавно прибыл второй золотой обоз с Урала. Цесаревна тайно отправила Мавру в Дорогомиловскую ямскую слободу, после чего в Ново-Преображенский дворец еще более тайно приехал возок с бабкой-ведуньей. Она пробыла там до позднего вечера, а ближе к ночи появилась уже в Лефортовском дворце, где сдала деньги, получила из них небольшую премию и за чаем посвятила императора в тонкости только что состоявшегося обряда ликвидации последствий приворота.
