Эта лаборатория была создана весной как зародыш будущего института народной медицины, ибо Новицкий на своем опыте убедился, что никакой другой медицины в России пока просто нет и, главное, ее и создавать-то не из чего. Так что пусть подруга бабки Настасьи, Агафья Васильевна, собирает своих старых учеников и учениц, набирает новых и начинает исследования. Под это дело было выделено две тысячи рублей в месяц, дом на западе Москвы и два микроскопа. Или, точнее, полтора, потому как второй имел всего лишь пятидесятикратное увеличение и из всех микробов в него можно было рассмотреть разве что инфузорий.
Сразу после принятия решения о создании лаборатории Сергей побеседовал сначала с бабкой, которая брала новое дело под свое общее руководство, а потом и с Агафьей Васильевной. Его интересовало – достаточно ли широкие у нее взгляды, чтобы заниматься не только методами исцеления, но, так сказать, и обратными. Бабка сразу заявила, что со взглядами у ее подруги все в порядке, она уже лет двадцать помогает ей, Анастасии Ивановне, именно таким образом, о коем намекнул государь. Ну а личная беседа это подтвердила, так что добрым старушкам была поставлена первая задача. Требовалось создать средство, которое вызвало бы у принявшего его мощную и неудержимую диарею – или, если говорить проще, то понос. Причем надо, чтобы он продолжался подольше. Идеальный же вариант – диарея становится хронической, но тогда нужен и метод ее излечения, если понадобится. Всем этим молодой царь собирался осчастливить Станислава Лещинского, когда тот соберется ехать в Польшу для участия в королевских выборах.
Обе старушки встретили императора на пороге лаборатории, и Анастасия Ивановна сразу перешла к делу:
– Получилось у Агафьи Васильевны исполнить твое задание, государь. Видел бы ты, как его несет! Прямо фонтаном, и уже вторую неделю подряд. Да еще аппетит-то какой у поганца прорезался – жрет, как в прорву, и все тут же с другого конца из него вылетает. Можешь сам посмотреть, только придется поближе к отхожему месту подойти, а то он от него надолго отходить не может.
– Нет уж, я лучше тебе поверю на слово, – улыбнулся царь. – И, кстати, кто «он»? На ком вы тут опыты ставите?
– Так на поганце Платошке Воскобойникове, – немного удивилась вопросу бабка. – Дабы он, ирод, покрепче запомнил, как надо приказы вашего величества исполнять.
– Не помрет он у тебя на ниве служения науке? А то ведь для него помаленьку новые дела вырисовываются.
– Да вроде не должен, за ним же следят денно и нощно. А что похудел – так это ему только на пользу. Ишь, как на твоей службе отъелся, даже брюхо начало появляться! Нет, такое ему ни к чему, пусть блюдет фигуру.
– Государь, дозволь к Анастасии Ивановне обратиться? – подала голос вторая бабка.
– Дозволяю, – обернулся к ней Новицкий, – а вообще здесь вы командуете, так что в будущем разрешений спрашивать не надо.
– Поняла, – кивнула травница и сообщила начальнице Невидимой службы: – Подруга, ты не забыла, что болезного пора взвешивать? Он, поди, скоро из нужника выйдет, как раз будет самое время.
– Боитесь, как бы не растолстел? – улыбнулся император.
– Нет, государь, тут все сложнее, – пояснила Агафья. – От постоянного поноса он потихоньку теряет воду, что в теле его содержится, и просто питьем тут не поможешь. Потеряет пятнадцатую часть веса – и это, почитай, уже почти покойник. При холере, например, именно так и получается. Однако еще мать моя знала секрет особой смеси, которая при питье помогает от потери воды, и меня готовить ее научила. Ну а теперь мы с Настасьей этот рецепт еще немного улучшили и смотрим, как он помогает. Девятый день пошел, а Платоша потерял воды пятидесятую долю от своего веса или совсем чуть более.
– Так ваше снадобье должно и против холеры помогать, и против дизентерии?
Второго слова бабки не знали. Сергей, как мог, описал симптомы, и вскоре было решено, что это, скорее всего, злой понос. Агафья сообщила:
– Про него не знаем, ни разу не пробовали, им под Москвой редко кто болеет. А от холеры помогает, но немного. Наверное, теперь начнет действовать лучше, но мы пока это не проверяли.
Потом травница ушла взвешивать Воскобойникова, а царь поинтересовался у бабки, как ей понравились микроскопы.
– Очень полезные приборы, государь, – был ответ. – Особенно тот, что увеличивает поболее. Небось за границей деланы?
– Почти угадала. Тот, что похуже, действительно голландский. А хороший сделал наш русский мастер, Иван Беляев.
Когда Сергей в прошлом году приехал в Питер, то он, естественно, осмотрел микроскопы, имеющиеся в Академии наук. Беляевские ему понравились, но так как автора при них не было, царь обратился к Блюментросту с вопросом о его судьбе. И услышал ответ – помер Иван Елисеевич несколько лет назад. Сколько именно, он, Лаврентий Лаврентьевич, не помнит.
На всякий случай Нулину было поручено узнать: не оставил ли мастер учеников и что с его семьей, если таковая есть; но при втором посещении северной столицы молодого царя ждал сюрприз – Беляев оказался живехонек. А в Академии он не появлялся уже четыре года потому, что там мало того что перестали платить жалованье, так даже не возместили стоимость материалов для последнего микроскопа, купленных Беляевым на свои деньги. В общем, император тут же, и в двукратном размере, урегулировал финансовые затруднения, после чего узнал, что лучшие линзы для беляевских микроскопов шлифовал немец на русской службе Иоганн Лейтман, ныне тоже пребывающий в Санкт-Петербурге.
– Вот я их и привез сюда, – закончил вступление Новицкий. – А от тебя требуется помочь им создать небольшой, но хорошо оснащенный оптический завод. Нартов тоже поможет, я с ним уже разговаривал. Что такое «оптический»? Это который будет делать микроскопы, подзорные трубы, очки и прочие точные изделия из стекла и металла. Потому как твоей службе пора обзаводиться не только исследовательской, но и производственной базой. И раз уж я возлагаю на тебя новые обязанности, то с завтрашнего дня твой оклад увеличивается до четырехсот рублей в месяц. С подчиненными разбирайся сама, бюджет на это дело я дам. От дворянства небось опять откажешься? Вообще-то положено, по табели о рангах. Ладно, дело твое, но если соберешься, то я это мигом.
Вообще-то Новицкий хотел, чтобы будущий заводик освоил еще и производство шприцев. С одной стороны, их трудно отнести к оптическим приборам, а с другой – это ведь тоже довольно точные изделия из стекла и стали! А то медицина без них получится какой-то ублюдочной.
Тут мысли императора вновь вернулись к проходящим испытания препаратам. Ведь бабки, получается, изобрели двухкомпонентную систему. Но что будет, если, напоив клиента первым снадобьем, потом не давать ему второго?
– Ну может, кто-то и сам оклемается, – с сомнением предположила Анастасия Ивановна. – А который не оклемается, тот, я так думаю, отдаст богу душу.
«Получилось даже немного лучше, чем заказывалось, – размышлял царь на обратном пути. – Потому как теперь появляется простор для маневра. Например, княгиня Браницкая, увидев, что его величество Август Сильный вот-вот сыграет в ящик, вспомнит, как он бескорыстно помог ей освоиться в Польше, и преисполнится сострадания. В результате чего, пользуясь старыми связями, вызовет из России известного целителя Шенду Кристодемуса. Тот пустится в путь, но немного, всего на полдня, опоздает – при наличии раций так подгадать время будет нетрудно. А там, глядишь, и Лещинский появится, причем уже с неудержимым расстройством кишечника. Далее все будет зависеть от поведения пациента. В конце концов, он хоть и Лещинский, но жить, наверное, хочет, тем более что для этого ему потребуется не так уж много сделать. Ну а если нет… в конце концов, не исключено, что тесть французского короля отойдет от поноса сам собой – организм у него сильный, в той истории он дожил до без малого девяноста лет. Да и то, кажется, помер не от болезни, а в результате небольшого пожара. Но даже если он и останется в живых, то времени заниматься политикой у него еще долго не появится».
