— Куда это годится, господа? — вопрошал Михаил Илларионович, потрясая зажатым в руке обрывком карты. — Черт знает что творится! Составляем, составляем планы, и каков результат? Нас государь живьем съест — половину на завтрак и половину на ужин!
— Но можно ведь объяснить ситуацию Его Императорскому Величеству, — кто-то самый смелый решился подать голос. — Павел Петрович поймет, что обстоятельства не позволили нам…
— Прекратите, Адам Францевич, — оборвал главнокомандующий и бросил обрывок на стол. — Где должен быть Наполеон по плану и почему он совсем в другом месте? Кто мне ответит, господа?
— Это Тучков виноват, — наябедничал дородный румяный генерал-майор из квартирмейстерской службы. — Его дивизии поручено… Да, поручено, но он не исполнил!
— А вы все чистенькие, аки ангелы горние? — Кутузов пристально посмотрел на ябедника, отчего тот покрылся холодным потом. — Александр Андреевич молод и неопытен, но ожидать такого от генералов, прошедших Шипку и осаду Плевны…
«Наша светлость, — раздался в голове голос Варзина. — До Шипки и Плевны еще семьдесят лет. Я же рассказывал».
«Ох, перепутал!»
«Ладно про Сталинград не сказал».
«Ты?»
«Нет, ты!»
«Плохо обо мне думаете, товарищ гвардии рядовой».
Сделав секундную паузу, Михаил Илларионович ничтоже сумняшеся продолжил:
— Впрочем, о намерениях Его Императорского Величества в отношении Оттоманской Порты и ваших будущих беспримерных подвигах, господа генералы, мы поговорим позже. А сейчас скажите: что нам делать с Бонапартом?
Господа генералы молчали, не желая брать на себя ответственность. Вот если бы фельдмаршал спрашивал про наступление, тогда да… тогда есть что предложить. Но отступление, сиречь ретираду, не одобрял сам Александр Васильевич Суворов! А в незнакомой тактике поневоле наделаешь ошибок. Да что там, уже наделали! А Тучков хорош гусь — натворил делов, а в Ставке не показывается, отписываясь с курьерами филькиными грамотами. За него еще отдуваться приходится.
— Не хотите отвечать? И не нужно! — Главнокомандующий заложил руки за спину и прошелся по губернаторскому кабинету, выбранному за приятственный вид из окна и удобный сектор обстрела при непредвиденных обстоятельствах. — Но, господа, прошу учесть, что государь недвусмысленно дал понять о недопустимости срыва планов кампании. Или надеетесь на близкую осень?
— Да не сбежит Наполеон обратно, ваша светлость, — высказался полковник Ермолов, единственный, кто присутствовал здесь не для получения выволочки.
Он приехал для пополнения огнеприпаса в смоленских армейских магазинах и в кабинет командующего пришел за подписью на требовании в интендантство. Некоторые новые виды вооружения состояли в резерве Ставки и без визы Кутузова не выдавались.
— Ерунду говорите, Алексей Петрович, сущую ерунду, — отмахнулся фельдмаршал. — Бонапартий должен давно у Красного быть, а эти… эти… А они его даже в Бобруйск не пустили! Тьфу, прости хоссподи! Что будем делать, ежели обратно повернет? То-то и оно… Раньше весны побеждать не сметь! Все поняли?
Ответом опять молчание, и нервы у Михаила Илларионовича сдали. Махнул рукой, выпроваживая генералов за дверь, остановил собравшегося уйти вместе со всеми Ермолова и устало упал в кресло.
— Тяжело, ваша светлость? — с участием спросил полковник.
— Не то слово, Алексей Петрович. Дай им волю, так за неделю от французов мокрого места не оставят. А так нельзя… рано еще.
— Почему? — не понял Ермолов. — Почему нельзя закончить войну единственным сражением, когда к нему имеются все предпосылки?
— Мы не можем перейти в наступление и увести армию из страны до тех пор, пока не будут закончены новые укрепления в Балтийских проливах. Оголить столицу? Черта с два, нам хватило уже боев в Санкт-Петербурге.
— Но море скоро замерзнет.
— А дальнобойную артиллерию установят в фортах лишь к марту. Алексей Петрович, голубчик, минометов я вам не дам.
Полковник, командовавший арьергардом изображавшей отступление русской армии, тяжело вздохнул:
— Ну хоть что-нибудь дадите?
— Коньяку могу предложить.
— Трофейного?
— Господь с вами, откуда сейчас у французов коньяк? Его небось ваш старый знакомец Денис Давыдов выпил.
— Он разве в партизанах?
— Ну где же еще быть столь прыткому молодому человеку? Так коньяк доставать?
— Пожалуй, не откажусь.
— Это правильно, — одобрил фельдмаршал. — Между прочим, в Армении его начали делать в те поры, когда предки галлов еще бегали в шкурах и с каменными топорами.
— Зачем?
— За мамонтами.
— Нет, зачем с каменными топорами?
— Дикари-с, Алексей Петрович, — развел руками светлейший. — Не желаете с лимончиком? Князя Белякова-Трубецкого подарок — в Нижегородской губернии сей фрукт прямо на окошках растят.
— Можно. И рекомендую дольку между ломтиками сыра положить.
— Да вы гурман!
— Куда уж мне. Обычная экономия — обильная закуска крепость крадет. Вот и ищем компромиссы.
В это же самое время. Деревня Тулятичи Кобринского уезда Гродненской губернии.
— Что, краев не видишь?
— Разве его полными стаканами пьют, Федор Иванович?
— Будешь меня учить? Эх, Денис, морская душа, ничего ты не понимаешь в таинстве красногвардейского пития. Ваня, друг мой, забери у Давыдова бутылку.
— Сей момент! — Слегка подвыпивший старший лейтенант Лопухин изобразил шутовской поклон, но выполнять просьбу не спешил. — А благородному идальго дону Теодору не трудно самому протянуть руку за новым сосудом с сей благодатной влагой?
— Прибью, — пообещал капитан Толстой.
— Не прибьешь, тебе вставать лень.
— Тогда завтра.
— Завтра нельзя, у нас по плану разгром фуражиров в Завершье.
— Значит, потом. Запиши, а то забуду.
— Угу, — коротко кивнул начальник штаба и сверился с записной книжкой. — Это пятьдесят восьмое обещание.
— Весело живете, господа, — с легкой завистью произнес капитан-лейтенант Давыдов и рухнул лицом в заранее расстеленное опытными красногвардейцами сено.
— Слабоват морячок оказался, — прокомментировал Федор Толстой. — А вот когда мы Мишку пить научим?
— Никогда! — младший лейтенант Нечихаев, расположившийся у стога с крынкой парного молока и теплым ржаным караваем, аккуратно промокнул губы платочком. — Как полковничьи эполеты получу, так обмоем, но не раньше.
Отряд Дениса Давыдова, сопровождаемый шляхетским ополчением Сигизмунда Пшемоцкого, встретился с батальоном капитана Толстого близ Дрогичина, куда красногвардейцы передислоцировались из царства Польского. Там стало слишком тесно для широкой души Федора Ивановича, да еще стал досаждать недавно сформированный корпус предателя Понятовского… Пришлось уходить с боями, благо имелась веская причина — французы начали сбор урожая на брошенных полях, и помешать им в этом архиважно и архинужно.
