— Манечка…
Манефа Полуэктовна улыбнулась, отчего милые ямочки на щеках стали еще соблазнительнее, но тотчас приобрела прежнюю серьезность:
— Идем, Аполлон, нас ждут великие дела!
Какие именно дела, супруга не уточнила, но нервный жест, которым стиснула рукоять висящей на поясе мужниной шпаги, недвусмысленно выказывал намерения. Брунгильда! Нет, валькирия!
— Дорогая, в первую очередь нужно позаботиться об офицерских денщиках и ординарцах.
Манефа Полуэктовна небрежно отмахнулась:
— Я еще с вечера велела отнести им мадеры. Много мадеры.
Едва слышный скрип половиц. Свет от горящих во дворе костров проникает в окна и отбрасывает на стены причудливые тени. Две фигуры в темноте… Одна в дурацком завитом парике, съехавшем набок, другая радует глаз (если бы было кому смотреть) приятными округлостями в нужных местах. Тишина. Тяжелый запах, от которого становятся дыбом волосы и бежит холодок по спине.
Шепот:
— Не старайся перехватить глотку, душа моя. Ты и так вся перепачкалась… Знаешь, сколько сейчас стоит новый сюртук?
— Но ведь закричат!
— Если все сделать правильно, то никто не закричит. Пойдем, покажу.
Скрип половиц сменяется звуком открываемой на смазанных петлях двери. Торопливые и в то же время мягкие шаги… Опять тишина. Что-то звякнуло…
— Вот видишь, шомпол в умелых руках как бы не надежнее ножа или шпаги. Господина Граммона сама или помочь?
— Сама. Обратил внимание на ухмылку этого мерзавца?
— Когда он говорил о государе императоре?
— Нет, когда меня глазами раздевал.
— Вот сука…
— Аполлон…
— Прости, дорогая, это непроизвольно.
Французский капитан умер с улыбкой на лице. Неизвестно, что ему снилось, но спи спокойно, дорогой господин Граммон, так и не вернувший себе приставку «де». Извини, но ты сам начал эту войну.
Ближе к полудню, там же.
Аполлон Фридрихович благодарил Господа, надоумившего когда-то Клюгенау-старшего перейти в православие из лютеранской ереси. Иначе он бы ни за что не построил в Кошелкино каменную церковь. Не Господь, разумеется, а покойный Фридрих Иоганнович. Зато теперь за крепкими стенами нестрашны французские пули, и с колокольни открывается замечательный вид на деревню. Да, замечательный вид… и возможность обстрела, разумеется.
Когда супруги пробрались в храм с десятком ружей и мешком боеприпасов, священник отец Сергий пришел в ужас и долго не мог поверить в случившееся. Неужели вот эти люди, перепачканные кровью, как мясники, и есть их набожные и благочестивые помещики?
Но Манефа Полуэктовна решительными действиями не позволила изумлению перейти разумные пределы:
— Доложите о состоянии вверенных вам людей, отче.
— Так это…
— Понятно. Аполлон, душа моя, раздай оружие добровольцам. Надеюсь, таковые здесь найдутся?
Нашлись, и не только на оружие. Народ охотно завалил двери подручными средствами, а развернутый вопреки возражениям отца Сергия прямо в алтаре лазарет приготовился принимать раненых. И они не замедлили появиться.
Разбуженные бушующим в усадьбе пожаром французские часовые быстро сообразили о причастности местного помещика к случившемуся несчастью и определили единственное место, где тот мог укрыться от возмездия. Вскоре была предпринята попытка штурма церкви, впрочем, быстро отбитая. За ней еще две, но обороняющиеся огрызались огнем столь метко, что и те закончились неудачей. Противостояние продолжалось почти до полудня, пока в чью-то голову не пришла мысль предъявить более весомые аргументы. Наверное, гибель офицеров не позволила сделать это раньше. Но не будем гадать: что случилось, то случилось.
— Аполлон, пушки выкатывают! — Манефа Полуэктовна выстрелила, на удивление точно попав в голову одному из артиллеристов.
— Значит, будем умирать, — невозмутимо ответил Клюгенау, скусывая бумажный патрон. — Судьба у нас такая, Манечка.
Шальная пуля ударила в колокол, заставив супругов вздрогнуть.
— Но сделай же что-нибудь! Ты умный!
— Могу помолиться.
— Шутишь?
— Нисколько. — Аполлон Фридрихович не торопился с выстрелом. — Искренняя молитва порой творит чудеса, а в крайнем случае помогает отойти в мир иной с подобающим достоинством. Вот у нас в полку был случай…
Не договорил — поймал на мушку бойкого француза и потянул спусковой крючок. Крякнул удовлетворенно, увидев результат работы, и продолжил:
— Двенадцатый! Я выигрываю.
Неприятель наконец-то закончил приготовления, и сразу две пушки оглушительно рявкнули, посылая ядра в сторону церкви. И следующие посыпались одно за другим…
— Умирать будем, Аполлон?
— Судьба у нас такая, — повторился Клюгенау, зажимая рассеченную обломком кирпича щеку.
— А я детишек хотела… пятерых. Чтоб три сына и две дочки… Дай-ка перевяжу.
— Некогда! — Аполлон Фридрихович отнял ладонь от лица и потянулся к зарядной сумке. — Перевязывать тоже некогда.
ГЛАВА 12
Поднятый по тревоге Второй гусарский, бывший Ахтырский, полк напоминал разворошенный неосторожно пчелиный рой. Но отнюдь не бестолковой суетой, как сказали бы предвзято настроенные господа, совсем не суетой. А ее как таковой и нет — бегающие туда-сюда гусары имели четко обозначенную задачу и любые намеки на бестолковость восприняли бы отрицательно. Военные люди вообще не любят намеков.
— О чем задумались, господин временный лейтенант?
Маленький пухлый человек в круглых очках, чей вид совсем не гармонировал с мундиром, вопроса не расслышал. Он наблюдал за всеобщим движением с любопытством ученого, каковым, собственно, и являлся до недавнего времени.
— Симеон Модестович! — Голос за спиной приобрел сердитые интонации.
Ответа не последовало — бывший профессор Московского университета настолько глубоко ушел в изучение упорядоченного хаоса, что выпал из реальности и не реагировал на внешние раздражители. Впрочем, чего еще ожидать от статского человека? И он не один такой в полку — указом Его Императорского Величества разрешалось принимать на вакансии добровольцев, не имеющих опыта военной службы. Разумеется, в технические и прочие нестроевые подразделения. Оружейными мастерами, например, или как Симеон Модестович — главным механиком воздухоплавательного парка.
Да, хлебнули лиха со штафирками… И ведь не выгонишь в отставку за отсутствием замены — тот же аппарат для получения летучего газа требует знаний, каковых у большинства офицеров не наблюдается. Нет уж, пусть лучше вчерашние студенты с погонами временных сержантов занимаются.
