— Музыкантов где возьмем?
— Музыкантов? — переспросил Воронихин. — Аполлон Фридрихович давеча говорил, будто целый французский оркестр пленили.
— Откуда он взялся?
— Так Европа-с… с удобствами воевать изволят. Да не беспокойтесь, неделя впереди есть, откормятся немного и сыграют наилучшим образом.
— Хоть на этом экономим.
— Да, но по тысяче рублей придется сложиться.
— Однако! — пробасил впечатленный грядущими расходами Бугров. — Почему так много?
— Остатки средств пойдут на пополнение отрядной казны.
— И все равно…
— А я согласен! — Поцелуев хлопнул ладонью по столу. — Кладу полторы тыщи, но про хорошее вино с Аполлоном Фридриховичем поговорите обязательно. Не знаю, как в высшем свете, а у нас балы на трезвую голову не делаются.
Тремя днями позже. Псковская губерния, деревня Киселиха.
В России не читают английских газет, разве что иному чиновнику с лазоревыми петлицами на воротнике вицмундира приходится делать это по долгу службы. И правильно не читают всякую мерзость. Представляете, в недавнем номере «Таймс» была напечатана лишенная здравого смысла, но наполненная клеветой и ядом статья некоего члена палаты лордов о жутких репрессиях, направленных императором Павлом Петровичем против русского дворянства. Будто бы благородное сословие, отправляемое в холодную Сибирь сотнями и тысячами миллионов, стало в России исчезающим видом, вроде мамонтов или шерстистых носорогов.
В подтверждение лживых измышлений приводился тот факт, что множество помещичьих усадеб и имений поменяло хозяев. Вроде как разбогатевшие на военных поставках купцы и промышленники скупают у казны конфискованные «дворянские гнезда», а некоторые не гнушаются прямым захватом с непременным уничтожением прежних владельцев.
Ослепленные ненавистью и собственным ядом, лжецы, несомненно, получат по заслугам, потому как оскорбление государства является преступлением более тяжким, нежели оскорбление Величества, и срока давности не имеет. Да, зло будет непременно наказано, но ведь как до сих пор язык у собак не отсох!
В семье Воронихиных, кроме «Коммерческого вестника», «Петербургской правды» и иллюстрированного журнала для дам «Северная пчела», никаких газет в глаза не видели и не подозревали о жуткой, с точки зрения английского лорда, предыстории своей честной покупки. Полуэкт Исидорович приобрел имение у полковника Тимирязева, переехавшего в Тифлис к новой должности, и рассчитывался вовсе не пулей, а новенькими ассигнациями. Да многие тогда в уезде распродавали недвижимость — кто в Петербург перебрался, кто в Новгород. А какой смысл сидеть в деревне, если государева служба сытней и денежней?
Сегодня в Киселихе праздник — приехавшая погостить к родителям Манефа Полуэктовна рассказала о предполагаемом пополнении семейства. И расчувствовавшийся будущий дедушка велел выкатить на площадь две бочки романеи. Гуляй, народ, пей за здоровье долгожданного наследника!
Сама госпожа Клюгенау шума и веселья сторонилась. Выглянула на минутку, поблагодарила за теплые пожелания и вновь увлеклась разговором с младшей сестрой. А у той одно на уме:
— Манечка, а каков он собой?
— Кто, Михаил Касьянович, что ли?
— Да я про него и спрашиваю.
Манефа Полуэктовна на мгновение задумалась:
— Вылитый орел! Да, Катенька, как есть орел!
— Такой же носатый? — огорчилась Екатерина Полуэктовна. — Такой мне ненадобен!
— Думай, о чем говоришь! — прикрикнула старшая сестра. — Нормальный нос у Михаила Касьяновича. Да и не в размере носа заключается женское счастье.
— Да, а в чем? — В глазах младшенькой вспыхнуло жгучее любопытство и ожидание раскрытия великой тайны.
— Он сам тебе объяснит. Если захочет, конечно.
— Нужно, чтоб захотел. А какое платье мне надеть на бал? — Девичий разум, особенно столь юный, не способен долго удерживать одну и ту же мысль, и Екатерина Полуэктовна перешла к обсуждению нарядов: — Если то лиловое… ну ты помнишь? С воланчиками…
— Лиловый цвет нынче не в моде.
— Да?
— Уж поверь мне. Тем более на первом в жизни балу нужно непременно быть в белом.
— Манечка, ты такая умная!
Восхищению младшей сестрицы имелось простое объяснение — увлечение танцами в купеческом обществе только-только появилось, и немногие ухитрялись не стать на подобных собраниях предметом насмешек. Легко с непривычки оказаться этакой кутафьей, влезшей в калашный ряд со свиным рылом. А Манефа знает, она даже в самом Санкт-Петербурге не раз бывала и представление имеет.
— Не льсти мне.
— И не думала! Я говорю чистую правду.
Оставшиеся дни пролетели незаметно. Да, когда есть чем заняться, время бежит быстро, особенно если занимаешься любимым делом. Купцы торговали, промышленники промышляли, женский пол изобретал и шил новые наряды. Гусары воевали в меру сил, французы распространяли панические слухи о действующей в их тылах тайной армии… Все при деле.
И наконец-то долгожданное событие случилось! Бал решили провести, не дожидаясь Рождества, и, дабы скрыть некоторую старомодность в платьях провинциальных дам, объявили его машкерадом. Продолжающийся пост поначалу накладывал на празднество определенные ограничения, но по здравом размышлении оными ограничениями пренебрегли, так как любое увеселение с участием гусар можно приравнять к боевым действиям.
Екатерина Полуэктовна ждала заветный вечер с нескрываемым нетерпением и мучила старшую сестру расспросами: в какой руке изящнее смотрится веер, не мешает ли военному человеку сабля во время танца и модно ли сейчас в высшем свете падать в обморок. И много чего такого, вплоть до допустимого предела гусарских грубых шуток, по преодолению которого полагается дать наглецу пощечину. И будут ли они вообще, эти шутки.
— Пусть это станет сюрпризом! — загадочно улыбалась госпожа Клюгенау, помогая младшей сестре забраться в возок. — Уверена, ты не разочаруешься.
— Да? — Екатерина Полуэктовна прикусила губу. — А он точно обратит на меня внимание?
— А на кого же еще ему смотреть? — делано удивилась Манефа Полуэктовна. — И потом, Катенька, неужели на одном Нечихаеве свет клином сошелся? Ты его и не видела никогда, вдруг не понравится! А среди гусар немало достойных молодых людей.
— Но офицеров-то больше нет.
— Ну и что? Чины — дело наживное, там и сержантов немало. И, между прочим, исключительно дворяне.
— Фи… новоиспеченные.
— Экая разборчивая! Всего десять лет выслуги, и их дворянство станет наследственным, а при геройском поступке — и того раньше. Хочешь выйти замуж за героя?
Тем временем кортеж, состоящий из двух возков и охраняемый верховыми, тронулся. Впереди ехали старшие Воронихины, и глава семейства имел неосторожность произнести вслух при дражайшей половине:
