Чувствую, мне придется и здесь изобретать псевдонимы, дабы суметь передать всю запутанность возникших связей и отношений наших персонажей. Скажем так, неверного мужа, жителя Регенсбурга, звали герр Бродшельм. Супруга под номером два, жительница Инсбрука… Ну и как мы ее назовем?
– Кранебиттер, – предложил герр Гальцинг. – Такую фамилию носит добрая половина жителей или уроженцев этого города.
– Прекрасно. Стало быть, ее звали Кранебиттер, Марта Кранебиттер. Пришедший на выручку друг носил фамилию Нудльбергер, он был холостяком и проводил сочельник без особой присущей семейным помпы, что в значительной степени упрощало дело.
– Нудльбергеру, – сокрушался герр Бродшельм уже с утра 24 декабря в разговоре с супругой, – нужно позарез ехать в Бургхаузен…
– Ну и что с того? – резонно вопрошала законная супруга герра Бродшельма.
– Он непременно хочет, чтобы и я с ним поехал…
– Ему что, ничего лучшего не пришло в голову? Куда ехать? Какой сегодня день? Ты не забыл?
– Ничего я не забыл, он сейчас за мной заедет.
– Не понимаю, что ему понадобилось в Регенсбурге в сочельник, и еще больше не понимаю, какое тебе до всего этого дело? Вон уже и елку нарядили, и потом, нужно еще сходить к моим родителям, потом еще гуся забрать у мясника, потом на кладбище…
Тут, как и было уговорено, в дверь постучал Нудльбергер, он, быстро войдя в роль озабоченного проблемами друга, представил необходимость поездки с ним и герра Бродшельма как буквально жизненно необходимую. Я намеренно опускаю кое-какие детали, дабы не удлинять рассказ, в частности, измышленную сообща цель не терпящей отлагательства поездки Нудльбергера в Бургхаузен, а также то, чем объяснялась необходимость присутствия Бродшельма. Скорее всего Нудльбергер руководствовался хорошо известным принципом: «Лги напропалую, скорее поверят». Как утверждали потом коллеги, Нудльбергеру якобы срочно понадобилось забрать из Бургхаузена улей с пчелами, дело не терпело отлагательства, одному ему никак не справиться, и так далее, и в том же духе.
Бродшельм не рискнул указать истинный пункт назначения, то есть Инсбрук, поскольку частые отлучки мужа в этот город уже давно вызывали подозрение у фрау Бродшельм.
– К пяти я точно вернусь – так что жди, – попытался успокоить жену герр Бродшельм.
Несомненно, друзья мои, вам известен закон Мэрфи, суть которого: где тонко, там и рвется. Это правило распространяется и на историю человечества, и на нашу с вами повседневность. Чем замысловатее, чем хитрее конструкция, тем больше вероятность, что она откажет. Так было и с поездкой Бродшельма и Нудльбергера в Инсбрук.
Сексуальные утехи Бродшельма и фрау Марты Кранебиттер ожиданий не оправдали – Марту нервировало, что ее ухажер то и дело поглядывает на стоявший на прикроватной тумбочке будильник. Сгущались ранние декабрьские сумерки, мрачнело и на душе Бродшельма. Пользуя фрау Кранебиттер, он думал лишь: «Хоть бы только Нудльбергер предусмотрительно запасся зимней резиной». А фрау Кранебиттер норовила отхватить ей полагавшееся:
– Ну еще полчасика, еще хоть четверть часика, прошу тебя!
– Дорогая, пойми меня, я должен ехать. А то уже вон, взгляни, как темно.
И так далее, и в том же духе. В результате Бродшельм снялся с места довольно поздно, уже после того как он довольно правдоподобно изобразил искреннюю радость от ее рождественских подарков (серебряной ложки для обуви с длинной бамбуковой рукояткой и настольной зажигалки в форме тележки, в которой разъезжает подручный при игре в гольф). Живо представляя себе, как Нудльбергер до дыр зачитал все имевшиеся в кафе газеты, дожидаясь его, Бродшельм стал горячо нашептывать в ухо своей возлюбленной, что, мол, не расстраивайся, уж на следующее Рождество мы точно будем вместе, ибо он решился наконец подать на развод, как и обещал. После этого он поспешил по свежевыпавшему снегу десятисантиметровой толщины в кафе, где должен был ждать его Нудльбергер, но не ждал, поскольку кафе по причине сочельника закрылось раньше. Таким образом, Бродшельм с нелепыми подарками в руках битый час разыскивал своего приятеля. И обнаружил его дрожащим от холода на ближайшей автобусной остановке.
– И что только не сделаешь ради друга, – проворчал явно недовольный Нудльбергер.
Поездка вылилась в муку: автобан не успели расчистить от снега, валившего беспрестанно, а где-то возле Иршенберга машина и вовсе увязла. Пришлось искать кого-нибудь из местных, кто помог бы трактором вытащить ее. Бродшельм всеми силами старался отогнать ужасные видения: разгневанная жена дома в Регенсбурге. Но Нудльбергер потребовал сделать привал в Мюнхене, куда они Добрались к десяти часам вечера.
– Теперь уже наплевать, – аргументировал он. – Нам все равно не успеть до полуночи в Регенсбург. Видел, что творится на дорогах?
А по радио между тем предупреждали о гололеде.
– Сам посуди, ну как я скажу жене, – ныл Бродшельм, – что между Бургхаузеном и Регенсбургом проезд занесло снегом? Лучше не буду ей звонить вообще.
– Не понимаю, чего ты ноешь? – раздраженно спросил Нудльбергер. – У меня подруга в Инсбруке или у тебя?
Отправившись на поиски хоть какого-то открытого кабачка, они вдруг обнаружили, что открыт тот самый погребок, облюбованный веселой компанией, где вовсю распоряжался Эгон по прозвищу Кран. Правда, Эгон сделал исключение и предложил им чай.
Я вынужден был отвлечься, за что прошу меня простить великодушно. Видимо, так и углублялся кризис, от которого суждено было пострадать Нудльбергеру и в особенности Бродшельму. Вы же, надеюсь, понимаете, что я не удержался присочинить. Поймите, как всякий юрист, я ведь привык иметь дело с ситуациями малоприятными. А и без того малоприятная для Нудльбергера и Бродшельма ситуация усугубилась. Едва они расположились в этом заведении, открытом, несмотря на сочельник, и заказали согревающего, пожаловали еще гости: двое полицейских, на патрульной машине объезжавших вверенный им участок. Последовала немая сцена: Эгон по прозвищу Кран уподобился жене Лота, которая, как известно, превратилась в соляной столб. Остальных же этот визит удивил мало – и на самом деле, ну что здесь такого? Подумаешь, двое стражей порядка решили разнообразия ради наведаться в кабачок в сочельник. И верно, тут же выяснилось, что намерения у представителей полиции самые что ни на есть мирные. Потирая замерзшие уши, они сняли фуражки, и один из них произнес:
– Смотри-ка, открыто!
В ответ Эгон по прозвищу Кран пролепетал:
– В-в общем, д-да, открыто.
Полицейские в тот вечер были явно не перегружены работой. Отчего бы не посидеть? В конце концов, они тоже люди. Они заказали кофе. Эгон мог предложить им только растворимый. Блюстителей порядка вполне устраивал и растворимый.
– Ты вот что сделай, – велел старший по званию полицейский своему товарищу. – Сходи к машине, включи рацию погромче, оставь дверь машины открытой и здесь в двери щелочку тоже оставь – так мы хоть услышим, если нас вдруг вызовут. Хотя вряд ли нас с тобой сегодня вызовут.
