Вечернее солнце светило по-прежнему ярко, однако постепенно
склонялось к горизонту. Пришлось ехать в Санта-Маддалану.
Достигнув подножия горы, на которой был построен город, я
свернул на узкую пастушью тропу, вьющуюся вверх по склону.
Быстро темнело. Столь густая лесная чаща вблизи городских
стен представлялась мне небезопасной. Я мысленно ругал горожан за то, что они
не поддерживали окрестные леса в надлежащем порядке, хотя, надо признаться,
именно благодаря такой их беспечности я смог обрести здесь надежное убежище.
Временами в сгущающейся темноте мне казалось, что добраться
до вершины просто невозможно. Сапфировое небо освещали только ночные звезды, и
в их сиянии высокие стены величественного города казались совершенно
неприступными.
Спустившаяся ночь погрузила все вокруг в холодно-безучастную
тьму, и мне пришлось выбирать дорогу, полагаясь в большей мере на инстинкты
моей лошади, чем на собственное слабеющее зрение. Бледный месяц практически не
расставался с облаками. Раскинувшийся надо мной балдахин из листьев рассек
небеса на тысячи мелких осколков.
Я вдруг поймал себя на том, что возношу молитвы к
собственному отцу, как если бы он по-прежнему оставался рядом, под надежной
защитой моих ангелов-хранителей. Мне даже кажется, что в тот момент я веровал в
него и в его присутствие более истово, чем когда-либо веровал в ангелов.
– Отец, – снова и снова призывал я, –
пожалуйста, помоги мне попасть туда и оказаться наконец в безопасности, дабы
эти демоны не избежали моего отмщения.
Все крепче сжимая рукоятку меча, я напоминал себе о
кинжалах, спрятанных в сапогах, в рукаве, в куртке и за поясом, и напряженно
вглядывался в лежащий впереди мрак, стараясь увидеть хоть что-нибудь. Однако
неяркое свечение звезд было слишком слабым, и мне не оставалось ничего другого,
кроме как полностью довериться лошади и предоставить ей самой выбирать путь
между огромными стволами деревьев.
Иногда я останавливался и замирал, прислушиваясь к тишине.
Однако царящее вокруг безмолвие не нарушал ни единый звук. Да уж, едва ли
найдется еще один подобный мне глупец, решившийся провести ночь в глухом лесу.
И вот наконец мои долгие блуждания, похоже, были близки к завершению: лес
поредел и вскоре уступил место равнинным полям и луговинам. Пустив лошадь в
галоп, я поскакал по извилистой дороге.
Когда передо мной вырос сам город, ощущение было сродни
тому, какое испытываешь, когда, свернув за угол, вдруг оказываешься перед
плотно закрытыми воротами: кажется, будто тебя швырнули оземь к стенам
волшебной крепости. Ворота были действительно заперты наглухо, будто перед ними
стояла лагерем вражеская армия. И все же, несмотря ни на что, я с облегчением
вздохнул и возблагодарил Бога.
Как будто достиг небес.
Разумеется, откуда-то сверху меня тут же окликнул стражник –
сонный солдат, пожелавший выяснить, кто я, откуда и зачем пришел.
И снова стремление хоть немного приукрасить действительность
заставило меня выбросить из головы воспоминания о злодейке Урсуле и ее
отрезанной руке и отогнать прочь страшное видение – обезглавленные тела моих
брата и сестры на церковном полу.
Я громко, однако весьма смиренным тоном и в самых изысканных
выражениях объяснил, что, будучи студентом, состою на службе у Козимо ди
Медичи, а в Санта-Маддалану прибыл в поисках книг. Особенно, добавил я,
интересуюсь старыми молитвенными сборниками, имеющими отношение к святым и
явлениям Святой Девы в этом городе и его окрестностях.
Что за чепуха!
Далее я добавил, что намерен посетить церкви и школы, а
также встретиться со старыми учителями, нашедшими приют в этом городе, и увезти
с собой во Флоренцию все, что мне удастся приобрести для своего хозяина с
помощью полноценных золотых флорентийских монет.
– Ладно, это я понял, – откликнулся солдат. –
Но ты должен назвать свое имя. – Он лишь слегка приоткрыл маленькую низкую
калитку и высоко поднял фонарь, чтобы хорошенько меня рассмотреть. – Имя!
Как тебя зовут?
Я знал, что верхом на лошади выгляжу вполне респектабельно и
способен внушить доверие.
– Де Барди, – объявил я. – Антонио Де Барди,
родственник Козимо. – Набравшись наглости, я воспользовался родовым именем
жены Козимо, поскольку оно единственное пришло в тот момент мне в
голову. – Послушай, добрый человек, прими эту плату от меня, отужинайте достойно
вместе с супругой как мои гости, прямо здесь и сейчас. Я ведь знаю, что уже
поздно, и сам безмерно устал с дороги!
Калитка отворилась. Мне пришлось спешиться и пригнуть лошади
голову, чтобы провести ее сквозь проем. Мы оказались на пустынной, вымощенной
камнем площади.
– Во имя Господа, – воскликнул стражник, –
что ты делал среди ночи в этих густых лесах, да к тому же один? Имеешь ли ты
хоть какое-то представление о грозящих тебе опасностях? И такой еще юный! Что
за люди эти Барди, если в столь неспокойное время позволяют своим служащим
путешествовать верхом без всякой охраны? – Он сунул деньги в
карман. – Вы только посмотрите на него – совсем ребенок! Тебя могут убить
ни за что ни про что. В своем ли ты уме, юноша?!
Площадь была громадной, и к ней лучами сходились несколько
улиц. Повезло. Но что, если демоны окажутся и здесь? Я не имел ни малейшего
представления о том, где вообще подобные твари могут устраиваться на ночлег или
укрываться от посторонних. Но я продолжал разговаривать со стражником.
– Во всем виноват я сам – заблудился. Пожалуйся на меня
властям, и у меня сразу же начнутся всякие неприятности, – вдохновенно
сочинял я. – Отведи меня в гостиницу. Я смертельно устал. Вот, возьми это,
нет-нет, ты просто обязан. – Я дал ему еще денег. – Я заблудился. Не
прислушался к… По-моему, я сейчас потеряю сознание… Мне нужно выпить вина,
поужинать и лечь в постель. Вот, добрый человек, нет-нет, прошу тебя, возьми
еще, я настаиваю. Барди не принимают услуги даром!
Все карманы стражника были уже забиты деньгами, но он как-то
ухитрился засунуть их еще и под рубашку, а затем, освещая путь факелом,
проводил меня до гостиницы. На стук вышла приветливая пожилая женщина. Я сунул
ей в руку несколько монет, и она, рассыпавшись в благодарностях, без
промедления согласилась предоставить в мое распоряжение свободную комнату.
– Если можно, пожалуйста, наверху и с видом на
долину, – попросил я, – и принесите что-нибудь на ужин. Пусть даже
еда окажется холодной как лед – мне все равно.
