В церквах колокола созывали прихожан к мессе, мимо меня
стайками пробегали школяры, чисто умытые и вполне прилично одетые. Чуть позже я
увидел, как они небольшими группами проследовали в сопровождении монахов в
весьма древние и скромные по архитектуре церкви, украшенные только стоящими в
глубоких нишах статуями святых с почти стершимися от времени чертами. На
фасадах многих зданий выделялись грубо сделанные заплаты – судя по всему,
нередкие в этих краях землетрясения наносили стенам домов заметный ущерб.
Я наткнулся на две весьма заурядные книжные лавки, в которых
не нашлось ничего ценного, за исключением молитвенников, да и те стоили весьма
недешево. Двое купцов выставили великолепные вещи, вывезенные с Востока, а
столпившиеся в одном месте торговцы коврами развернули перед взорами
покупателей впечатляющие красочным разнообразием изделия местных умельцев и
изысканные творения мастеров из Византии.
Огромные суммы денег непрестанно передавались из рук в руки.
Хорошо одетые люди без тени стеснения выставляли напоказ свои роскошные наряды.
Создавалось впечатление, что город в полной мере самодостаточен и не нуждается
в чем-либо извне. Однако не редкостью здесь были и странники, направлявшиеся в
гору, – цоканье подков их лошадей звонким эхом отражалось от голых городских
стен. Мне показалось, что там, вдали, виднеется неказистый с виду, но весьма
хорошо укрепленный монастырь.
Я прошел мимо еще двух гостиниц и, пересекая время от
времени узкие, едва проходимые, безлюдные переулки, удостоверился в том, что в
город вели на самом деле всего две-три основные дороги, параллельно идущие от
центра в гору.
В нижнем конце города располагались ворота, через которые я
вошел, а на площади перед ними развернули торговлю сельские базары.
В верхнем конце сохранились развалины крепости или замка –
когда-то там обитал властитель здешних мест, а теперь это было огромное
нагромождение бесформенных древних каменных глыб, лишь частично доступное глазу
со стороны улицы. На уцелевших нижних этажах этого сооружения расположились
конторы городской управы.
Там сохранилось несколько маленьких гротов или аркад и
старинные фонтаны, почти развалившиеся, но все еще испускающие журчащие струи.
Шаркая натруженными ногами, куда-то спешили старухи с большими рыночными
корзинами, закутанные в шали несмотря на жару; несколько совсем юных
хорошеньких молодых девушек строили мне глазки.
Однако меня они совершенно не интересовали.
Как только месса завершилась и начались школьные занятия, я
подошел к доминиканской церкви – самой большой и впечатляющей из трех увиденных
мной по дороге – и в доме приходского священника справился, могу ли повидаться
со святым отцом. Я хотел исповедаться.
Ко мне вышел молодой священник, весьма пригожий, с прекрасно
развитой фигурой и хорошей осанкой, со здоровым цветом лица и подлинно
благочестивыми манерами; его черно-белые одежды отличались чистотой и
опрятностью. Он внимательно оглядел меня с ног до головы, обратив внимание на
висящий у пояса меч, и, судя по всему, принял за персону значительную, ибо
весьма уважительно и одновременно сочувственно пригласил в маленькую
исповедальню.
Он проявлял по отношению ко мне скорее милосердие, чем
услужливость. Выбритую макушку святого отца обрамлял лишь небольшой венчик
коротко остриженных золотистых волос, а в больших глазах застыло едва ли не
застенчивое выражение.
Он сел на скамью, а я опустился перед ним на колени и, стоя
так на голом полу, в безудержном порыве поведал от начала до конца свою мрачную
историю.
Склонив голову, я торопливо, бросаясь от одной детали к
другой, рассказывал о случившемся: от первых кошмарных происшествий,
пробудивших во мне сильное любопытство и глубокую тревогу, до таинственных
отрывочных фраз моего отца… В завершение своей исповеди я описал само нападение
и ужасающие подробности убийства всех жителей нашего селения. Рассказывая о
гибели брата и сестры, я исступленно жестикулировал, захлебывался словами и
почти задыхался, словно вновь держал в руках их отрубленные головы.
И только закончив свое долгое трагическое повествование, я
поднял взгляд и увидел, что молодой священник смотрит на меня в полнейшем
отчаянии и с нескрываемым ужасом.
Я не понимал, что кроется за этим выражением его лица. Так,
наверное, выглядит человек, опешивший при виде ядовитого насекомого или
приближающегося батальона кровавых убийц.
Господи, а чего еще я мог ожидать? На что надеялся?
– Послушайте, святой отец, – воскликнул я, –
все, что вам следует сделать, это послать кого-нибудь на нашу гору, дабы он сам
убедился в истинности моего рассказа! – Я пожал плечами и умоляющим жестом
протянул к нему руки. – Это все, что требуется. Пошлите кого-нибудь
удостовериться в правдивости сказанного. Там ничего не украдено, отец, ничего
не пропало, кроме взятого мной самим! Съездите и посмотрите! Я бьюсь об заклад,
что там все цело, разве что воронье или канюки слетелись туда на поживу.
Он не произнес в ответ ни слова. Лишь на застывшем в немом
удивлении лице пульсировала жилка, а глаза хранили печальное выражение.
Да, мои откровения казались ему поистине чем-то
неправдоподобным. Передо мной был совсем еще юноша, возможно только что
выпорхнувший из семинарии священник, которому прежде доводилось выслушивать
лишь признания монахинь, кающихся в слабости перед дьявольскими искушениями, да
мужчин, раз в году неохотно бормочущих о соблазнах плоти только потому, что
жены требуют от них исполнения супружеских обязанностей.
Я чувствовал, как внутри закипает гнев.
– Вы связаны обязательством соблюдать тайну
исповеди, – как можно мягче проговорил я, пытаясь проявить по отношению к
нему максимум терпения и не слишком проявлять собственное превосходство. Должен
признаться, я зачастую терял контроль над собой и свысока относился к церковной
братии, ибо их тупость выводила меня из равновесия. – Но я позволю вам, не
нарушая тайны исповеди, послать кого-нибудь на мою гору, чтобы окончательно
убедиться в том, что я вас не обманул…
– Но, сын мой, неужто ты не понимаешь, – заговорил
наконец священник, и в его негромком голосе неожиданно для меня прозвучали
решительность и твердость, – что эту банду убийц могли послать сами Медичи.
– Нет-нет, отец, – пылко убеждал его я, качая
головой. – Я видел, как упала рука этой твари – уверяю вас, я сам отрубил
ее! И видел, как она приставила ее обратно на место. Это были настоящие демоны.
Послушайте меня, эти твари – исчадия ада. Их слишком много, и мне не справиться
с ними в одиночку! Мне нужна помощь. Времени для сомнений, размышлений и
недоверия не остается! Мне необходима помощь доминиканцев.
Он покачал головой. Он даже не колебался ни секунды.
