– Ты лишился разума, сын мой, – ответил он. –
С тобой случилось что-то чудовищное, в этом нет ни малейшего сомнения. Однако
ты поверил в нечто такое, чего на самом деле не произошло и что есть не более
чем плод твоего воображения. Подумай, ведь, например, сколько старух заявляют о
своем умении околдовывать…
– Все это мне известно, – перебил я. – Когда
мне на глаза попадается шарлатан-алхимик или колдунья, я с легкостью распознаю
их истинную сущность. Но это не было похоже на заурядное колдовство где-нибудь
в переулке или на заклинания обезумевшей деревенской старухи. Святой отец, эти
демоны убили всех людей не только в замке, но и в окрестных деревнях. Неужели
вы не понимаете?
Я снова пустился в живописание отвратительных подробностей,
рассказал, как Урсула словно ниоткуда возникла в окне моей комнаты… И вдруг, в
разгар своего повествования, осознал, что каждое произнесенное слово лишь
усугубляет неблагоприятное впечатление, произведенное мною на святого отца, и
усиливает его сомнения в здравости моего рассудка.
Что особенного в том, мог подумать священник, что этот
юноша, возбужденный страстным сновидением, вдруг проснулся и вообразил, что
видит сукку-ба – дьявола в образе женщины, явившегося к нему для совокупления?
Все впустую, вся эта затея оказалась бессмысленной.
Сердце в моей груди разрывалось от боли. Я весь покрылся
холодным потом. Напрасная трата драгоценного времени.
– Тогда дайте мне отпущение, – попросил я.
– Позволь прежде задать тебе один вопрос, – сказал
священник, коснувшись моей руки. Я почувствовал, что он весь дрожит, а выглядел
он еще более ошеломленным и потрясенным, чем прежде, и весьма озабоченным
состоянием моего рассудка.
– В чем дело? – равнодушным тоном поинтересовался
я.
В тот момент я желал лишь одного, поскорее уйти и
отправиться в монастырь. Или к какому-нибудь проклятому алхимику. В таком
городе наверняка найдутся алхимики. Я смог бы найти кого-нибудь из тех, кто
читал старинные книги, работы мистика Гермеса Трисмегиста (Трижды Величайшего),
или Лактанция – раннего христианского философа, или Блаженного Августина – любого,
кто хоть что-то знает о демонах.
– Знакомы ли вы с трудами Фомы Аквинского? –
спросил я, выбрав самого яркого представителя демонологии из тех, кого смог
вспомнить. – Отец мой, в его книгах собрано все, что известно о бесах.
Поймите, да еще год назад я и сам бы не поверил в возможность чего-либо
подобного! Я считал, что всякое колдовство – всего лишь уловки мошенников,
отирающихся в темных переулках. Но это были демоны!
Устрашить меня было невозможно. Я бросился в наступление:
– Отец мой, в его сочинении «Сумма теологии»
рассказывается о падших ангелах, о том, что некоторым из них было дозволено
жить на земле и таким образом оставаться участниками естественного хода вещей.
Они существуют среди людей, искушают их, они несут в себе адский огонь! Так говорит
святой Фома. Они обладают… телесным обличьем… но нам не дано знать, каково оно.
В «Сумме теологии» написано, что ангелы имеют тела, сущность которых находится
за пределами человеческого понимания! Именно таким телом обладает эта
женщина… – Я пытался привести какие-нибудь внушительные доводы. Пытался
объяснить на латыни. – Именно так она и поступает, эта тварь! Она всего
лишь оболочка, ограниченная в пространстве форма, но такая, которую я не в
состоянии осознать. Но она была там, я уверен, и подтверждением тому – ее
поведение…
Священник поднял руку, призывая меня к спокойствию.
– Сын мой, имей терпение, пожалуйста, – проговорил
он. – Позволь мне поведать обо всем, что я от тебя услышал, моему
духовному пастырю. Надеюсь, ты понимаешь, что в этом случае он, как и я, будет
связан тайной исповеди. Разреши мне обратиться к нему с просьбой как можно
глубже вникнуть в суть произошедшего и побеседовать с тобой. Пойми, я не могу
действовать, не заручившись твоим на то согласием.
– Все это мне ясно и без объяснений, – ответил
я. – Но принесет ли такая встреча пользу? Быть может, лучше мне самому
увидеться с этим духовным пастырем?
Признаю, я вел себя весьма заносчиво, даже нагло. Но силы
мои были на исходе. Вот почему я позволил себе прибегнуть к той форме общения с
сельским священником, которой следовали в большинстве своем местные
землевладельцы, обращавшиеся со слугой Господа так, словно он был всего лишь их
лакеем. А ведь передо мной был слуга Божий, и следовало бы проявить к нему
должное уважение. Кто знает, возможно, его духовный пастырь – человек
начитанный и сведущий, а стало быть, и способный понять очень многое. Но разве
сможет понять меня тот, кто не видел всего этого кошмара своими глазами?
Лишь на мгновение перед моим внутренним взором возникло
отцовское лицо – такое, каким оно было в ночь перед нападением демонов:
озабоченное, тревожное, – но и этого оказалось достаточно, чтобы в груди
вспыхнула нестерпимая боль.
– Простите, святой отец, – извинился я перед
священником, моргая в попытке удержать промелькнувшее воспоминание. Меня вновь
захлестнул ужасный поток страдания и безнадежности. Я недоумевал, как
случилось, что один из нас вообще остался в живых, – в чем причина?
И неожиданно мне вспомнился исполненный тоски голос
прекрасной мучительницы, на память пришли ее слова, сказанные в ту, последнюю,
ночь, – о том, что в молодости она могла служить образцом красоты и
бесстрашия. Что она имела в виду? Почему говорила о себе с такой печалью?
Мысли, вызванные изучением трудов Фомы Аквинского, вернулись
снова, чтобы терзать меня. Разве не утверждал он, что демоны совершенно
убеждены в правомочности своей ненависти ко всем нам? А также в обоснованности
своей гордыни, заставляющей их грешить?
Все, что случилось в ту ночь, было обманом, наваждением –
никакое лживое благоухающее создание мне не являлось. Все происходило на уровне
ощущений и подчинялось лишь ее прихоти. Все. Хватит!! У меня оставалось лишь
несколько часов дневного времени для обдумывания планов ее уничтожения, и я
должен был полностью сосредоточиться на этом.
– Святой отец, вы вольны поступать по собственному
усмотрению. Но сначала благословите меня.
Моя произнесенная с глубоким чувством просьба вывела
священника из невеселых и беспокойных раздумий. Ошеломленный, он поднял на меня
взгляд и без промедления даровал мне свое благословение и отпущение грехов.
– Вы можете делать все, что вам будет угодно, равно как
и ваш духовный пастырь, – продолжал я. – Однако не пожелает ли он
все-таки увидеться со мной? Здесь, в церкви.
