Они прервали свой спор, когда я вошел в лавку, намереваясь
взглянуть на иностранные товары, но, как только я оказался у них за спиной,
один из спорщиков со вздохом заметил:
– Если у нее есть хоть капля мозгов, она должна
поступить именно так.
Я был настолько поражен этими словами, так потрясен, что
повернулся и выхватил с полки прекрасную тарелку, притворившись, что она мне
очень понравилась.
– Очаровательно, прелестно, – произнес я, будто не
слышал их разговора.
Торговец встал со стула и принялся расхваливать товары на
витрине. Остальные посетители поспешно вышли и растворились в надвигающихся
сумерках. Я внимательно взглянул на хозяина лавки.
– А в чем дело, ребенок болен? – поинтересовался я
по-детски наивным тоном.
– Да нет, я так не думаю, но знаете, как бывает, –
ответил торговец, – ребенок родился чересчур маленьким.
– Слабенький, – решился подсказать я. Весьма
смущенный, он подтвердил:
– Да, слабенький.
Его улыбка показалась мне вымученной, но он явно счел, что
весьма ловко вывернулся из создавшейся щекотливой ситуации.
Мы оба принялись старательно восхищаться качеством его
товаров. Я приобрел крошечную фарфоровую чашечку, великолепно разрисованную,
которую он, как утверждал, лично купил в Венеции.
Я прекрасно сознавал, что нужно скорее уносить ноги, не
проронив лишнего слова, но не смог удержаться и, расплачиваясь, спросил:
– Как вы думаете, выживет ли бедный малютка? Торговец
рассмеялся раскатистым грубым смехом, принимая у меня деньги.
– Нет, – сказал он и тут же взглянул на меня,
будто погруженный в свои размышления. – Не тревожьтесь о нем,
синьор, – продолжил он, усмехаясь. – Вы прибыли к нам на постоянное
жительство?
– Нет, я здесь проездом, направляюсь на север, –
ответил я.
– На север? – переспросил торговец, слегка
озадаченный, но с долей ехидства.
Он закрыл ящик с деньгами и повернул ключ. Затем,
неодобрительно покачивая головой, положил ящик в шкафчик и, притворив дверцы,
повторил:
– Так, значит, на север? – Он мрачно
хохотнул. – Это очень старая дорога. Лучше вам отправиться в путь с самого
рассвета и мчаться во весь опор.
– Спасибо за совет, – поблагодарил я.
Ночь уже приближалась.
Я поспешил в узкую улочку и спрятался возле стены, затаив
дыхание, будто кто-то гнался за мной. Случайно я обронил маленькую чашечку, и
она с громким звоном разбилась. Шум отразился от возвышающихся со всех сторон
стен каменных строений.
Я уже почти обезумел от страха.
Однако, вполне сознавая всю опасность сложившейся ситуации,
после того как мне открылись столь ужасные факты, я принял решение.
Коль скоро оставаться в гостинице для меня тоже небезопасно,
нет никакой разницы, нахожусь ли я там или где-либо в ином месте. А потому я
вознамерился действовать самостоятельно и увидеть все собственными глазами. Так
я и поступил.
Как только тени сгустились настолько, что смогли укрыть меня
от любопытных взоров, я, не возвращаясь в гостиницу, даже не заявив об отказе
от комнаты, свернул на узкую улочку и стал пробираться по ней в гору, к руинам
не то старого замка, не то крепости.
На протяжении всего дня я рассматривал это впечатляющее
скопление каменных развалин и убедился в том, что замок и в самом деле сильно
разрушен и разграблен. Здесь обитали лишь птицы, привольно носящиеся в воздухе,
а в уцелевших нижних этажах размещалась городская управа.
Но в замке сохранились еще и две башни, одна из которых
стояла ближе к городу, а другая, гораздо сильнее разрушенная, – в
отдаленной части стены, на краю скалы. Все эти детали я успел отметить во время
своей прогулки по полям.
Итак, я направился к той башне, что была обращена к городу.
Конторы городской управы, разумеется, были уже закрыты, и
вскоре должны были появиться солдаты ночного караула, а пока до меня доносился
лишь шум из пары трактиров, вопреки всем законам продолжавших обслуживать
посетителей.
Площадь перед замком оказалась безлюдной, а вследствие того,
что три главные улицы города многократно изгибались по пути вниз с холма, мне
почти ничего не было видно в скудном освещении нескольких тусклых факелов.
Небо, однако, было удивительно ярким, на его темно-синем
фоне ясно выделялись четко очерченные облака, а за ними сияла россыпь
неисчислимого множества звезд.
Я обнаружил старую винтовую лестницу, чересчур узкую для
человека, которая обвивала обитаемую часть старинной крепости и вела вверх – до
первой каменной площадки, расположенной перед входом в башню.
Разумеется, такая архитектура никоим образом не показалась
мне странной. Камни были обработаны грубее, чем в нашем старинном доме, и
выглядели более темными, но сама башня квадратной формы, широкая и прочная,
словно не желала подчиняться разрушительному воздействию времени.
Я знал, что в таких древних сооружениях каменные ступени обычно
ведут на весьма большую высоту, – так было и здесь. Вскоре я оказался в
комнате с высоким потолком, из которой открывался вид на весь распростершийся
внизу город.
Там были и более просторные помещения, но в прежние времена
в них можно было попасть только с помощью приставных деревянных лестниц,
которые втягивали наверх в случае малейшей угрозы, а потому сейчас у меня не
было возможности туда добраться. Я слышал только крики обитавших там птиц,
встревоженных моим внезапным появлением, и ощущал еле заметное дуновение
легкого ветерка.
Как чудесно было наверху – у меня просто захватывало дух от
восторга!
Из четырех узких окон этого помещения передо мной
открывались прекрасные виды на все окрестности.
И что было особенно важно, я мог во всех подробностях рассмотреть
отсюда сам город, имевший форму огромного глаза – овала с заостренными краями.
То тут, то там вспыхивало пламя факелов, мерцали беспорядочно разбросанные
огни, тускло светились редкие окна домов; я даже смог увидеть, как
медленно перемещается свет фонаря, словно кто-то ленивым шагом прогуливался по
одной из оживленных городских улиц.
Лишь только я заметил этот движущийся фонарь, как он пропал
из виду. Казалось, улицы опустели окончательно.
Чуть позже погасли все окна, а вскоре я уже нигде не мог обнаружить
и отблесков пламени факелов.
