Краб заметил, как ловко переложил Львович со своих узких плеч груз ответственности за случившееся на Краба. Как будто Краб сам пришел в этот ресторан и сам драку с усатым затеял. Крабу вообще до Ромы Валидола дела никакого не было. А Арсений Львович-то оказался хитрец, к нему в общей бане спиной лучше не поворачиваться. Сначала хотел Краба сплавить на родину, а потом подумал, что, если он уедет, тогда ему самому придется ответ держать перед Гомункулом, и решил вид сделать, будто ему судьба Краба интересна, что он якобы за него заступится. Но на самом деле-то решил Краба в жертву принести. Все-таки какой-то этот Львович бестолковый и двуличный. Недаром, наверное, эта троица из ресторана решила его сжить со свету. Гомункула и его бригадира Веню с молодцами, вооруженными бейсбольными битами, Краб не боялся. Он понимал, что он, как и задумывал, все глубже влезает в структуру «пиратского» бизнеса. И Рома Валидол, и даже Гомункул — это все отнюдь не вершина пирамиды.
— Пришлет твой Гомункул головорезов, — спокойно произнес Краб, — встретим, поговорим. Я юлить не буду, скажу все, как было.
— Скажешь, что я не говорил тебе усатого бить? — заглянул ему в глаза Львович. — Что ты сам, а?
— Нет проблем, — ответил Краб. Остановку по имени «Арсений Львович» Краб уже проехал.
Глава 6
Татьяна, выйдя из студии и сев в свой «Лексус», решила поехать домой. Но по дороге ее осенила одна дельная мысль. Однажды вместе с Бальганом она заезжала на квартиру к звукооператору Святогору, когда он подхватил грипп, оглох и пару недель не мог работать в студии. Они привозили ему фруктов, макарон, полуфабрикатов и лекарств.
Татьяна помнила, что соседом Святогора в их коммунальной двухкомнатной квартире был тихий выпивоха по имени Гриша, в ранней молодости футболист «Спартака», из-за травмы голени вынужденный оставить большой спорт и преподавать физкультуру в школе и из-за собственной порушенной в молодости карьеры очень страдающий. Было Грише где-то немного за сорок, но из-за пристрастия к пьянству выглядел он на все шестьдесят пять. Из школы его не выгоняли по той причине, что пил он исключительно дома, а на работе показывал всем пример трезвости и здорового образа жизни. Иногда срывался, правда, и выпивал в каморке физкультурников тайком, но если директриса его застукивала на месте преступления, то в последующие дни своей старательностью и трудолюбием в деле уборки территории вокруг школы Гриша искупал свою вину полностью.
Лично знакома с Гришей Татьяна не была, потому что, когда Бальган и Татьяна навещали Святогора, учитель физкультуры валялся в пьяном виде на пороге своей комнаты. Информацию о соседе звукооператора Таня почерпнула у Бальгана, спросив, чьи это ноги в рваных носках торчат из соседней комнаты в квартире Святогора. Бальган ответил, что это учитель физкультуры Гриша, и добавил, что еще задолго до появления в Москве Татьяны ему пришлось как-то поехать на разборки домой к Святогору. Оказалось, пару лет назад сосед Гриша, впав в дикий запой в дни школьных каникул, в один из редких визитов звукооператора на свою жилплощадь отказался пускать Святогора к себе домой, обзывал его из-за двери агентом мирового сионизма и лидером трансвеститов.
Бальгану с двумя знакомыми бандитами среднего уровня — как бы его «крышей» — пришлось приехать и после долгих переговоров высадить дверь, а потом внятно объяснить Григорию, кто есть кто. Гриша попытался оказать сопротивление, но был моментально избит. После этого случая он затих, стал более уважительно относиться к Святогору и больше не обзывал его обидными прозвищами. И судя по всему, никак не препятствовал проживанию в коммунальной квартире неожиданной невесты Святогора — Анжелики. Хотя препятствовал или нет — как раз это сейчас и предстояло узнать Татьяне. Жил звукооператор в пределах Садового кольца и, несмотря на увещевания Бальгана переехать с доплатой в отдельную квартиру, наотрез отказывался, мотивируя свой отказ тем, что он в этом дворе вырос, в нем, мол, и умрет.
Татьяна поднялась по широкой лестнице на третий этаж, нашла нужную квартиру и позвонила в дверь. Мужчина с брюшком в вытянутых спортивных штанах и в майке открыл дверь, прищурил глаза с тяжелыми мешками под веками и спросил:
— Ты к кому? К Егору, что ли?
— Нет, — растерялась Татьяна, — я к Святогору, звукооператору. Он здесь живет?
— Никакой Святогор здесь не живет, — ответил мужчина, нахмурившись, но дверь закрывать не спешил, разглядывая Татьяну.
— Но вроде бы именно здесь я была у него, когда он болел гриппом, — растерянно сказала Татьяна, разглядывая обшарпанную дверь и подъезд.
— Я его переименовал из Святогора в Егора, — сообщил мужчина, — имя Святогор этому задохлику не подходит. Какой он Святогор? Святогор — это богатырь, а этот так — сопля на палочке. Для меня он Егор. Но его все равно нет дома.
Татьяне пришлось согласиться с фактом переименования. Ну переименовал так переименовал, пусть будет Егор. А то, что Святогора нет дома, — она знала, она только что оставила его в студии.
— А вы, наверное, Гриша? — уточнила Татьяна,
— Для кого Гриша, а для кого и Григорий Иванович, — хмуро уточнил сосед Святогора, косясь на торчащее из сумки Татьяны горлышко бутылки коньяка.
Татьяна сказала, что хочет поговорить с ним по поводу невесты его соседа, Анжелики. Татьяна специально приоткрыла сумку так, чтобы торчало горлышко бутылки коньяка, которую она принесла с собой, и Гриша не смог этого не заметить. Сосед подтянул спортивные штаны и пригласил Татьяну войти. Они прошли на кухню, и тогда Гриша поинтересовался, кто она такая. Татьяна ответила, что она коллега Святогора по работе, а Гриша сказал, что он где-то видел ее лицо, даже предположил, будто она у него училась в школе и ходила на уроки физкультуры. Татьяна не стала раскрывать свое инкогнито, а просто сказала, что он обознался.
После двух выпитых рюмок Григорий Иваныч, как он сам попросил себя называть, размяк и разоткровенничался. Признался, что не любит российскую эстраду, потому что это не эстрада, а сборище семитских трансвеститов. А когда Татьяна перевела разговор на тему невесты Святогора-Егора, то Гриша высказался весьма резко, хотя и без матов, сказал, что, мол, она хотела квартиру у Егора оттяпать, а его самого задушить.
— Пока она тут жила больше месяца, я был как на гвоздях, — откровенно выложил Григорий Иванович, — как йог суринамский. Думал я, честно, отравит она меня или задушит. Ну скажи мне — чего эта телка половозрелая в Егоре нашла? Денег у этого засранца вообще нет, никогда мне и рубля не дал взаймы, раз, — сосед загнул один палец, — внешность, как у истощенного тифом крокодила, это два, — он загнул второй палец, — спортом он не занимается, отжаться двадцать раз от пола и то не может. Я могу в свои тридцать восемь, а он не может. А еще замуж эта фифа за него якобы собралась. Я точно тогда решил — эта самка чего-то хочет от Егора. Ему сказал об этом, он обиделся, пригрозил, что опять пригласит этого своего Бальмонта…
— Бальгана, — поправила Татьяна.
— Да какая разница! — отмахнулся Гриша. — Бандит он и есть бандит!
