— Вчера, пока ты была в Питере, мне позвонили с очень хорошим предложением из офиса господина Сметанина, — начал свое повествование продюсер, — ты хоть знаешь, кто такой Сметанин?
— Олигарх какой-то вроде, видела по телевизору, — ответила Татьяна.
Ей зверски хотелось спать, а Бальган этого не хотел понимать. Она бы с удовольствием сейчас выпила чашечку кофе с сигаретой, но тогда ведь точно не уснет, когда Бальган наконец покинет ее дом.
— Какой-то! — всплеснул руками Бальган. — Надо же так сказать! Не какой-то, а один из тех самых, кто входит в список журнала «Forbes» в числе самых богатых людей России!
— И что он сказал тебе, раз ты так радуешься? Что ты его внебрачный сын и после его смерти унаследуешь его миллионы?
— Все б тебе подкалывать, язва, — в шутку погрозил пальцем Татьяне продюсер, — мне звонил не он сам, а его заместитель. И сказал, что Сметанин через несколько дней будет отмечать свой день рождения, а праздновать его будет, катаясь на своей яхте по Москва-реке в компании своих друзей-олигархов до Учинского водохранилища, где на берегу стоит его вилла. Там будет множество людей, которые на самом деле решают, куда и как двигаться России. Меня тоже пригласили.
— Ты тоже решаешь судьбу России? — усмехнулась Татьяна.
— В какой-то мере, — серьезно ответил Бальган, — но главное состоит совсем не в этом. Оказалось, что Сметанин слушает в машине, и в самолете, и на яхте только твои песни и вообще чуть ли в тебя не влюблен. Вот друзья его и решили сделать ему подарок — пригласить тебя для выступления. Споешь там пару-тройку песен на яхте, потом у олигарха дома на вилле, он заплатит хорошо, мы хоть немного еще из долгов вылезем.
— Бальган, мы же с тобой решили, что я на всяких такого рода частных сабантуях не выступаю, — нахмурилась Татьяна, — это же даже в контракте записано! Только на концертных площадках, специально для этого оборудованных. Ты бы еще мне в сауну предложил съездить, там спеть для бандитов!
— Подумаешь, контракт, — отмахнулся Бальган, — в контракт можно и изменения внести, ничего страшного. Некоторые вон и конституцию меняют под давлением обстоятельств, а ты про какой-то контракт говоришь.
— Не буду я петь на яхте для снобов! — категорически отказалась Татьяна. — Моя публика совсем другая!
— Дура ты глупая! — воскликнул Бальган. — Это же твой шанс! Сам Сметанин хочет тебя! Это же такой потенциальный спонсор! Уважь его один раз, и он тебе потом столько денег отвалит! Покатаешься с ним на яхте, выпьешь шампанского, ну и так далее…
— Не поняла, — медленно произнесла Татьяна, — ты о чем сейчас говорил — о выступлении или?..
— Слушай, никто тебя ни к чему не склоняет, — ответил Бальган, — покатаешься на яхте, на вилле у него побываешь, посмотришь хоть, как люди живут. Споешь на концерте, а может быть, этот олигарх тебе и понравится. Он не старый еще, ему всего сорок восемь.
— А-а, значит, я правильно поняла, — догадалась Татьяна и стала приподниматься из-за стола, — ты хочешь меня под денежный мешок подложить, скотина? Сутенером заделался! То-то ты на меня так сегодня пялился. Присматривался, за сколько продать меня можно?
Бальган, который знал, что у Татьяны рука тяжелая, предусмотрительно отклонился назад. Он стал убеждать ее, что ни к чему предосудительному Татьяну не склоняет, просто хочет устроить ее судьбу. Стал рассказывать, что за каждым из певцов или певиц сейчас стоит серьезный спонсор — или папа, или муж, или любовник, потому что вложения в шоу-бизнес нужны большие, а вот «выхлоп», или навар, — он раз на раз не приходится. Бывает так, что вложен миллион баксов, а прибыль три копейки. «Не хавает пипл артиста, как его ни раскручивай».
Вот и получается, что большая сцена — это игрушка для родни обеспеченных людей. Вон у Алмаза есть спонсор, который вывалил за него полтора миллиона баксов, только чтобы с ним вместе «тусоваться» красиво, а Татьяна вылезла на конкурсе «Народный певец», поднялась высоко. Это хорошо, конечно, что ее вот так прибоем вынесло, но ей ведь теперь и удержаться надо. А чтобы поддерживать ее на плаву, личных средств у Бальгана нет. Потом их еще и кинули так жестоко «пираты» — альбом украли. Так что как ни крути, а нужен человек, который бы за певицей стоял и деньги давал бы Татьяне. А просто так за красивые глаза никто давать не будет.
— За мной народ стоит, — ответила Татьяна, — мои поклонники. И деньги мне дает, платя за билеты на концерт. А если ты хочешь безмозглых чушек под толстопузов подкладывать, то набери себе, как однажды говорил у себя в офисе журналисту, «Академию талантов» из марионеток своих длинноногих и их с олигархами своди, как сваха.
— Да что ты говоришь-то? — махнул рукой Бальган. — Как будто сама не знаешь, что в эти «Академии талантов» на Первый канал только «мажорные» дети попадают по блату! У них у всех свои «кукловоды» уже имеются. Это народу нашему говорят, что какой-то там предварительный отбор проходил, чтобы видимость создать справедливой борьбы за место на сцене, а на самом деле все уже давно куплено. Вот и тебе я хочу сказать — у меня денег нет, чтобы в тебя вкладывать. Не согласишься к олигарху на день рождения поехать, считай, что наш контракт расторгнут. Больше я тобой не занимаюсь! Посмотрю я, как ты сама выкарабкаешься!
Он встал из-за стола, бросил в пепельницу дымящую сигарету и ушел, сильно хлопнув дверью. Татьяна в отчаянии смахнула со стола продукты, принесенные Бальганом, вскочила и стала метаться по квартире. Ей хотелось ругаться и плакать, плакать и ругаться, но она сдерживала себя, чтобы не впасть в отчаяние и не начать себя жалеть. Отец говорил, что чем больше слез и гнева уделяешь проблеме, чем больше обижаешься, тем выше препоны, которые тебе будут поставлены на пути. Нужно было успокоиться и попытаться принять решение на холодную голову.
После визита Бальгана она поняла, что уже не заснет, — сон как рукой сняло, поэтому налила себе чашку крепкого кофе и взяла из пачки, забытой Бальганом, еще одну сигаретку. Ей противно было трогать то, чего касался Бальган своими липкими потными ручками. Закурила и стала размышлять. Как ни старалась она думать позитивно, но мысли так и тянули ее в отчаяние.
Стала обдумывать свое положение и ничего утешительного в нем не находила. Вот так все и вышло, как и шипели вокруг ее недоброжелатели: мол, из грязи да в князи вылезла, за это когда-нибудь придется заплатить сполна. Предсказывали, что вот выйдет она в тираж, испишется — никуда не денется со своим романтизмом, придется ей спонсора искать, с денежными мешками на тусовках обжиматься, как девочки-однодневки из всяких девчачьих групп.
Да, Бальган прав, хорошо детям богатых и знаменитых родителей, тех за уши на вершину мира тащат и в спину пихают, подкрепляя статус финансовыми вложениями, а вот если ты сам себе дорогу пробиваешь, столько гадостей на своем пути придется встретить, что не запачкаться почти невозможно. Или пачкайся, как все, или отойди в сторону — без тебя найдутся желающие испачкаться ради славы и денег.
Татьяна не знала, что делать. Она видела пару раз Сметанина по телевизору — типичный такой холеный олигарх, в том смысле этого слова, как его понимает народ, но улыбчивый, даже обаятельный. А с чего это она решила, что он полезет к ней с поцелуями? Может быть, все дело концертом только и ограничится. Но Бальган же недвусмысленно намекнул, что нравится она Сметанину именно как женщина, недаром он сам разглядывал Татьяну утром, как заезжий туркмен собор Василия Блаженного. Небось еще и думал: мол, чего этот Сметанин в ней нашел — ни груди достойной, ни роста. Гад этакий!
