Но пришло утро первого января и часов в восемь отец с дочкой усталые и довольные завалились домой. Нужно было отоспаться и отдохнуть, потому что Татьяна твердо решила получить у Бальгана наличными гонорары со всех своих предновогодних выступлений, присовокупить их к своим сбережениям и купить себе шикарную иномарку. Она и модель уже присмотрела себе в журнале. С этим журналом и уснула прямо на диване, даже не смыв косметики с лица. Отец укрыл ее пледом, сам прошел на кухню чтобы чего-нибудь перекусить, а потом тоже лечь спать.
К вечеру появился Бальган. Он, как обычно был встревоженный какой-то, нервный и нерасторопный, как медведь. На кухне, собираясь взять себе чашку для чая, чуть не столкнул с полки микроволновую печь. Он принес пачку долларов – Татьянин гонорар за новогодние выступления и еще бутылку коньяка, чтобы отметить успешное завершение Новогодней эпопеи. Подняли рюмки, выпили, Бальган закусил лимончиком, помолчал как будто собираясь с мыслями и осторожно спросил у Краба:
– Майор Прохоров в прошлый раз упомянул, что вы якобы в колонии сидели?
– Почему "якобы", – ответил Краб, – я совсем не якобы, а конкретно сидел на нарах довольно продолжительное время.
– А за что, разрешите поинтересоваться? – опять же очень осторожно спросил Бальган.
– Мешок солдатских портянок украл с военного склада, – ответил Краб, – а в дырку в заборе он не пролез, застрял, потому что был больше дырки в заборе. Меня поймали и посадили за хищение стратегического материала.
– А вы шутник, – усмехнулся Бальган, – ну, не хотите рассказывать, так не рассказывайте.
– Папа в Чечне морду набил одному большому начальнику за то, что тот ребят из его роты послал на верную смерть, – вмешалась в разговор Татьяна, – так ведь, папа?
– Да, – согласился Краб, – много ребят погибло из-за этого тупоголового полковника.
– М-м, – неопределенно промычал в ответ Бальган.
Он сам в армии не служил по причине плоскостопия. Потом он помолчал, вытащил из пачки сигарету, помял ее в пальцах, вздохнул, закурил и начал говорить, уткнув глаза в пол:
– Я вообще-то не об этом хотел с вами поговорить…
Татьяна и ее отец с интересом посмотрели на зардевшегося и потеющего продюсера.
– Я не знаю откуда вам стало известно о существовании у меня любимой женщины, – продолжил Бальган, – не знаю кто вам рассказал о том, что она беременна, и я не хочу знать откуда вам удалось раскопать ее номер телефона. Меня это не интересует! Но я хочу попросить вас только об одном одолжении – не говорить о существовании у меня другой женщины моей жене Марине!
– Ага, не говорить! – ответила Татьяна. – Ты будешь "налево" бегать, а Маринка как дура вечерами тебя ждать, в окошко смотреть – где мой Бальган и как у него продюсирование получается – хорошо или же не очень?
Бальган нервно закурил и сказал:
– На все есть свои причины, вам легко меня осуждать. А дело в том, что мне уже почти сорок лет. Я добился определенного положения в обществе и кое-какого достатка. У меня есть теперь большая квартира, есть шикарный автомобиль, есть дача по Ярославскому направлению возле озера. У меня есть почти все, о чем я только мог мечтать, когда приехал сюда, в Москву за успехом и богатством. Да, я вытащил выигрышный билет, мне повезло. Я занимаюсь любимым делом и за это еще и получаю неплохие деньги. Рядом со мной женщина, которая меня любит. Я говорю о Марине. Казалось бы, что еще надо человеку у которого все есть. Но это далеко не так! У меня нет лишь одного, но мне кажется самого важного для человека – у меня нет детей. Я работаю как вол, кручусь и для кого? Через лет тридцать, если я даже и доживу, все, что я накопил мне уже будет не нужно и кому все это достанется? Маринкиным племянникам-дебилам с ее братцем недоумком?
– А ты не слишком любишь родню жены, – сказала Татьяна.
– А за что их любить нахлебников? – развел руками Бальган. – Сами палец о палец не хотят ударить – только деньги из меня сосут. Но мы отвлеклись. Таня знает, что Марина не может родить мне детей, я вам расскажу, что она не может даже не из-за своего возраста, а по медицинским показаниям! Не может, это точно. Мы уже даже у "светило медицины" были – все напрасно. А я очень хочу иметь наследника. И не из детдома, а своего, чтобы в нем моя кровь текла. Мне нужен только ребенок, только мой ребенок, я подчеркиваю, а люблю я только Марину и не собираюсь ее предавать, бросать и разводится.
– Ты уже ее предал, – заметила Татьяна.
– Ты еще слишком молода, чтобы судить меня, – ответил Бальган.
Краб, молчавший до этого сказал, что ему показалось при их встрече с "зайкой" как будто, что у любовницы Бальгана другие планы на его счет. Она не только собирается за него замуж, но и хочет занять место Татьяны. Продюсер усмехнулся и ответил, что у "зайки" абсолютно нет голоса и он сможет в скором времени Зайку убедить, что не нужно ей мечтать о сцене, а лучше заниматься деторождением.
– Она пока не понимает, что такое сцена и какой это каторжный труд, – продолжил он, – она даже у Дольской в кордебалете не смогла долго продержаться. Я обеспечу ей безбедное существование, ничегонеделание, райскую жизнь и она поймет, что сцена ей не нужна. Я буду делать все, лишь бы только мой ребенок родился здоровым. И я не хочу, чтобы сейчас, когда она беременна, состоялось выяснение отношений ее с Мариной. Это может плохо сказаться на развитии плода. Поэтому я прошу вас не открывать эту тайну моей жене. Все само собой образуется со временем.
– Это ваша личная семейная жизнь и мы не будем в нее вмешиваться, – пообещал Краб, помня о том, что и Марина тоже прячет от Бальгана своего непутевого "кузена".
У каждого члена этой семьи были тайны друг от друга. Татьяна тоже пообещала ничего не рассказывать Марине. Бальган поднялся, стал раскланиваться. У самой двери он сказал отцу Татьяны, что Краб нажил себе серьезных врагов, покалечив брата его любовницы. Оказалось, что брательник имеет определенный вес в московских криминальных кругах и поклялся отомстить отцу Татьяны за свой позор в бильярдной.
– Вес имеет? – переспросил Краб. – Ну мы ему поможем вес скинуть…
Бальган пробормотал что-то вроде: "Мое дело предупредить" и скрылся за дверью.
Глава 7
Татьяна завалилась отсыпаться после череды новогодних представлений, а Краб сел на кухне, поставил в аудиоцентр диск Коваленко и на небольшой громкости стал его слушать. Композитор погиб, но вопросов, роящихся в голове отца Татьяны это не убавило – Коваленко и раньше был у Краба практически вне подозрений. Убийца остался безнаказанным и находился на свободе. А тот, кто заказал киллеру убить Татьяну тоже был где-то неподалеку и возможно ждал своего часа, чтобы попытаться в третий раз завершить начатое.
Краб перебирал в уме известные варианты и вольно или невольно останавливался на Прохорове. Крабу не давал покоя запах одеколона "Шипр", который он почувствовал, когда боролся с киллером на тропинке возле дома. Так же пахло от Прохорова. Нет, запах был не таким резким как от следователя, но ведь Бальган недаром сказал, что майора теперь хоть неделю заставь в ванне отмокать – запах все равно останется. Если предположить, что Прохоров и есть наемный убийца, то само собой он, отправляясь на дело, не станет на себя выливать как обычно флакон своего любимого "Шипра", наоборот не будет им пользоваться. А с другой стороны – чего ему опасаться запаха – ведь он наверняка не рассчитывал, что ему придется сцепиться в рукопашной, он планировал покончить с Татьяной выстрелами из пистолета. Краб встал и прошелся по кухне туда-сюда.
