— Видела я сегодня, что тебя с рекламного щита обдирали, но не думала, что это так на тебе скажется, — сказала Татьяна.
Алмаз печальным взглядом посмотрел на Татьяну, ухватился за стену, чтобы показать сколь тяжело он изранен и произнёс с трудом шевеля разбитыми губами:
— Шутишь, да? А мне вот не до шуток…
— Ладно извини, — сказала Татьяна, — хотела тебя утешить.
Краб вышел в подъезд и помог многострадальному избитому певцу зайти в квартиру, где в зале усадил его на диван, сняли с него пальто и ботинки, подложив под голову подушку. Алмаз постанывал, держась за отбитые ребра и шмыгая окровавленным носом.
— В больницу бы тебя надо, — сказал Краб, разглядывая ссадины на лице Алмаза, — отделали тебя профессионально, мало ли перелом и или гематома в голове, могут быть осложнения вплоть до летального исхода.
— Не надо в больницу, не надо, — воспротивился Алмаз, — Не хочу шумихи! Журналисты набегут, начнут, шакалы эти, судачить, надсмехаться, покусывать меня. Итак уже живого места нет от их укусов.
— Так это журналисты тебя так покусали? — спросил Краб.
— Я образно сказал про укусы, — ответил Алмаз, — не надо ёрничать, когда у человека горе! А что касается летального исхода, то пусть, все равно жить мне недолго осталось, отлетался я…
— Что за упаднические настроения? — крикнула Татьяна, накладывая на кухне из морозильника лед
в полотенце, чтобы сделать компресс. — Что ты себя хоронишь? Я слышала дела у тебя пошли хорошо, спонсора себе ты нашел богатого, вон мюзикл «Амбивалентность» поставил какого размаха — на всю столицу гремит, миллиона три небось вложено? Как разбогател и к нам ни разу не забегал, позабыл старых друзей.
Она вышла в зал, заворачивая лед в полотенце. Избитый певец и постановщик ничего не ответил отвернулся к стене и всхлипнул. Татьяна приложила к опухшей щеке его компресс со льдом. Алмаз перехватил её руку и прижал вместе с компрессом к своей щеке.
— Простите меня, — сказал он, — вот только в беде и понял, что кроме тебя Татьяна ехать мне не к кому. Кругом ложь и лицемерие, всё как в моем мюзикле!!! Только вы меня приняли, приютили, а
остальным и дела нет, все гонят, все отказывают!
— Так это кто тебя так отделал? — спросила Татьяна, осторожно освобождая свою руку из благодарственного пожатия Алмаза. — И за что?
— Хулиганы на улице, — ответил Алмаз, — пошел в казино «Тубеан» тут недалеко от вас, поиграл, выпил вина, вышел ловить такси, они подошли, говорят — дай закурить. Я дал им сигарету, а они мне лицо кулаком и стали пинать ногами. А потом украли мой бумажник, мобильный телефон и убежали.
— А что охрана казино, милиция? — спросил Краб.
Алмаз еще раз вздохнул из чего стало ясно, что охрана казино не вмешалась, у них ведь своя территория, а на улице хоть убивать будут — их это не касается. А милиция не подоспела, она ж долго едет и пояснил:
— Я уже ведь отошёл от казино, пошел в сторону центра, думал по пути такси поймаю, а они и привязались?
— Кто хоть были — пацаны или взрослые? — спросила Татьяна.
— Скинхеды, бритоголовые, со свастиками на рукавах… — со вздохом ответил Алмаз. — Кричали, мол, убирайся из России, чурка!
Певец и правда на славянина мало походил и работал под грека и даже пел с легким акцентом, хотя говорил по-русски безо всякого акцента и родился где-то под Ростовом в бедной еврейской семье.
— Они тебя не узнали? — удивилась Татьяна. — Твое лицо с каждого плаката в Москве глядит…
— Думаешь это быдло, этих скинхедов искусство интересует? — с горечью спросил Алмаз. — Им бы только на стадионе поорать «Спартак — чемпион!», да пивными бутылками покидаться в дорогие витрины. Уроды безмозглые…
Татьяна и Краб промолчали на обличительную тираду певца, а он закончил пыхтеть, как самовар и спросил:
— Можно я у вас какое-то время поживу, пока не выздоровею? Не хочу с такой физиономией нигде показываться…
Для Татьяны такая просьбы была полной неожиданностью — она знала, что у Алмаза свои неплохие апартаменты есть на Ленинском проспекте, да еще и загородный дом присутствует в престижном загородном районе, который он по слухам прикупил не так давно. Последний год с тех пор как у него появился богатый спонсор, Алмаз и носа к ней не показывал, не звонил, в мюзикле участвовать не пригласил, его вечно окружала элита шоу-бизнеса, когорта вылощенных подхалимов, с которыми он стал водиться. Татьяна особо не любила тусоваться в тусовке, поэтому с Алмазом за год ни разу не пересеклась. А вот когда его избили, он не к Пенкину поехал, и не к Моисееву, а к ней примчался за помощью, да еще и пожить у неё просится. У неё всё-таки не гостиница, итак тут Владик уже разместился, да в общем-то и Алмаз в состоянии себе позволить пожить в каком-нибудь отеле — не бедный всё-таки.
Видимо гамма чувств и мыслей, которые пронеслись в голове у Татьяны как-то отразилась на её лице, Алмаз сумел прочитать его выражение и поправился:
— Хотя бы переночевать. Хотя бы до утра. Пожалуйста, я прошу…
— Ладно оставайся, — сказала Татьяна, — здесь тогда и спи в зале на диване.
Она сходила за бельем, чтобы постелить, но когда вернулась, Алмаз уже спал. Будить она его не стала, только прикрыла покрывалом.
* * *
Элита шоу-бизнеса: певцы, певицы, продюсеры, музыканты, артисты — спят долго, спозаранку не встает. Но как оказалось и покорители доярок на сеновалах рязанской деревни Пятки, тоже не мучимы рассветом — из гостевой комнаты доносился богатырский храп и почмокивание. Сам Краб поднялся в своей комнате спозаранку, чтобы совершить свою ежедневную пробежку для поддержания физической формы в норме. Он рассчитывал, что и у Владика есть деревенская привычка подниматься часов в шесть рано утром с первыми лучами солнца. В деревне ведь у них как: свиньям дай, телят выведи, куриц накорми, а потом на работу. Но Владик и не думал просыпаться, словно он не Москву приехал покорять из деревни без копейки денег в кармане, а был главный акционером и основным держателем акций крупной нефтяной компании и жил на проценты.
Крабу стало ясно, что скорее всего из деревни его односельчане вытурили в столицу, поняв, что сельский труженик из него не получится. Раньше, еще при царе таких вот Владиков в солдаты отдавали на двадцать пять лет, там их волей-неволей заставляли трудиться, а теперь вот в Москву отсылают, лишь бы дома не мешался. Ведь Москву приехал покорять, нет бы встать с утра пораньше, да накупить газет с вакансиями, обзвонить по объявлениям и кинуться работу искать. Так — нет, спит.
Краб выбежал на улицу и побежал в сторону небольшого парка, где по утрам в компании прогуливающихся собачников наматывал круги. Местные псины все его уже знали и давно перестали кусать за пятки. Только провожали радостным лаем, стараясь побежать рядом, если поводок не мешал.
Через полтора часа Краб вернулся и стал готовить себе завтрак. В коридоре появился заспанный Владик, бредущий в туалет. Увидев на кухне Краба, он шепотом сообщил ему:
