Так что придется терпеть. Стиснуть зубы и терпеть во что бы то ни стало, покорно ожидая шанса, который позволит не исправить, а хотя бы искупить. По щекам Кейт, вновь щекоча кожу, побежали соленые ручейки.
Неправильно, но заслуженно. Как чудовищно несправедливо. Она не была к этому готова. Кейт всхлипнула, сглотнув подступивший к горлу комок, и перевернулась на бок. Как ей сейчас не хватало присутствия родителей. Как же она успела по ним соскучиться. Сев на кровати, она вытерла заплаканное лицо и нашарила ногами тапки. Самобичеванием никого и ничто не вернуть, оставалось смириться с тем, что произошло, и постараться не сломаться под весом чудовищной ноши из ответственности, которая в одночасье на нее навалилась.
Взяв с тумбочки пластиковую баночку с таблетками, Кейт привычным движением большого пальца сковырнула с нее крышку и высыпала на ладонь красную пилюлю. Надежный билет в мир успокаивающих грез. Плеснув в стакан минералки из бутылки, которую достала из холодильника, она на мгновение снова прислушалась к своим чувствам.
— Ну, глупышка. Жизнь дала подзатыльник, — сунув таблетку в рот, Кейт запрокинула голову, в один глоток осушая стакан.
Начав умываться, она остановилась на полпути и, сплюнув в раковину пахучую мятную пену, от которой саднило десны, подняла взгляд на свое отражение в зеркальных дверцах туалетного шкафчика. Поборовшись, встретилась с отражением собственных глаз. Все таких же зеленых и наполнявшихся искорками, когда она чему-нибудь улыбалась, но теперь будто подернутых саваном смерти. Как надетое на булавку тельце пестрой бабочки, такой свежей и яркой снаружи, но давно высохшей внутри. Как она теперь будет смотреть себе в глаза?
Сполоснув щетку, Кейт полностью разделась и встала под душ. Намылила губку, а когда начала растираться, сообразила, что снова плачет. Обессиленно сев в ванну, она съежилась, прижав ноги к груди и уткнувшись в коленки лицом, с силой сдавила губку, которая брызнула пеной. Колотящие по спине струи воды напомнили ей далекое детство, когда она, испугавшись сорвавшейся с поводка соседской собаки, несколько часов просидела в кустах палисадника, пока не началась гроза. И как с облегчением плакала, прижимаясь к отцу, который наконец-то нашел ее. Кое-как домывшись, Кейт вернулась в спальню, собираясь позвонить отцу, но не вовремя вспомнила, что в квартире не установлен телефон, а на мобильнике не оказалось денег.
Пытаясь хоть как-то отвлечься, она начала было доразбирать оставшиеся с переезда коробки, но, почувствовав, что лишь тупо переставляет вещи с места на место, пытаясь оттянуть упорно приближающуюся истерику, оделась и выскочила на улицу.
Та привычно встретила просыпающимися звуками, гомоном детворы и свежим, прохладным воздухом, еще не приправленным едким дымом автомобильных труб, с прогорклым привкусом фаст-фуда. На улице была осень, и вышедшая на крыльцо Кейт зябко поежилась под коротким полупальто. Хотелось что-то делать, куда-то бежать, отвлечься любым доступным способом, только бы заставить замолчать растревоженных демонов, мятущихся в ее душе. Проходя мимо продолжавшего музицировать бездомного ветерана, Кейт остановилась, сунув руки в пальто, и стала слушать музыку, предоставив мыслям свободно течь куда им вздумается. Подхваченные музыкой, они понесли ее назад, в школьные годы, когда, в отличие от сверстников, влюбленных в однообразную танцевальную трескотню, она заслушивалась Би Би Кингом и Мадди Уотерсом. Потом были «Битлз», «Cream», да много кого еще. В их семье еще сохранилось несколько коробок с пластинками. И хотя за каждый экземпляр некоторые энтузиасты предлагали отцу Кейт весьма солидные суммы, он не торопился расставаться с семейным сокровищем, все-таки надеясь, что однажды дочка сможет снова насладиться любимыми мелодиями детства.
«Еще чего придумаешь?» — мысленно укорила себя Кейт, но случайно затронутое воспоминание тут же выползло наружу и полностью подчинило себе мозг.
Любовь к музыке Кейт привила мама — работник аналитического отдела «Хроноса», с азартом коллекционера бережно собиравшая записи различных музыкантов еще с семидесятых. По крайней мере, так говорил отец. Кейт и сейчас по ней очень скучала.
В тот день, когда маме поставили диагноз, вернувшаяся из колледжа девушка сначала не поверила, настолько это был страшный удар. А дальше начались бесконечные скитания по всевозможным клиникам, куда Кейт с отцом с упрямым остервенением записывали маму, ранеными птицами метаясь от одного специалиста к другому. Пытаясь замедлить, остановить, спасти…
Но врачи только разводили руками.
Рак. Мама сгорела за какие-то несколько недель. Словно свеча, которую задул порыв ветра. Кейт вздохнула. Хотя Алан и София Либби были ее приемными родителями, девушка любила их как родных. Ее удочерили в двенадцать лет, а своих настоящих отца и мать Кейт не помнила. Два года назад она попросила отца помочь ей восстановить воспоминания из детства. Но ни курс терапии, ни гипноз, ни психостимуляторы не смогли дать ответы на вопросы о том, где родилась и жила девушка до того, как ее нашли неподалеку от заброшенной фермы в штате Иллинойс.
Немного поиграв, Бо неожиданно замолчал и, медленно опустив руку с гармошкой, безошибочно повернул в ее сторону голову со слепыми глазами, которые закрывали очки.
— Кто это тут у нас, а? — низким, хриплым голосом строго поинтересовался он.
— Это я, Бо, — негромко откликнулась Кейт. — Привет.
— А-а-а, маленькая мисс, — музыкант говорил на характерном афроамериканском диалекте, и в его устах «маленькая мисс» скукоживалось в малопонятное «малмис». — Которую совсем недавно занесло в наши края попутным ветром, опустив прямо на лысину старого пса Бо, а? Пришла послушать мои вопли?
— Ты очень красиво играешь.
Музыкант некоторое время молчал, а потом шумно втянул носом воздух и повел головой, словно в самом деле оглядывал улицу.
— Правда, мне нравится, — растерянно пробормотала Кейт, испугавшись, что по неосторожности обидела старика.
— Не в этом дело, — Бо склонил голову и немного помолчал. — За десять лет вы, малмис, первый человек, который заговорил со мной.
— Не может быть. Почему?
— Ну, почему же не может. Кому есть дело до бездомного калеки, — беззлобно усмехнулся Бо. — К тому же я старик, на работу не возьмут, в дом престарелых тоже, поэтому я так — просто занимаю место. А на улице, да еще такой, это и не так уж особо-то и заметно.
— А родственники?
— Никого. Старый Бо как колтун на паршивой заднице мироздания. Прилепился в самом неудобном месте, так что никак не стряхнуть, — бродяга издал мягкий гортанный звук и мелодично вывел: — Ника-ак не стряхнуть, м-м-м…
Налетел морозный утренний ветерок, и он поежился.
— Холодает, — задрав голову к небу, сказал Бо, пока новый порыв воздуха шевелил его всклокоченную седую бороду.
— Вот, возьмите, — поддавшись внезапному порыву, Кейт размотала на шее шарфик и, наклонившись, повязала на морщинистой старческой шее, видной из воротника поношенной военной куртки.
