Рыжий и Ри уже поднялись и сейчас чем-то оживлённо гремели в комнате – видимо, решили подготовить аппаратуру к завтрашней вылазке. Минут через пять в кухню вошёл Скрипач. С удивлением посмотрел на Ита, потом спросил:
– Ты чего такой зелёный?
– Не знаю, – Ит говорил беззвучно. – Найди от головы что-нибудь. Очень болит голова.
– Сейчас в машину схожу, там в аптечке что-то должно быть. А Ри простыл насквозь, – пожаловался Рыжий. – Что-то вы оба действительно как инвалидная команда. Ты давай это, не надо.
– Рыжий, принеси таблетку какую-нибудь, – взмолился Ит. – А то меня сейчас стошнит, кажется…
Скрипач вернулся минуты через три. Налил в чашку воды из-под крана, помог Иту сесть и протянул ему две таблетки.
– Вот эта белая – обезболивающее, а серенькая – спазмолитик. Пей обе, на всякий случай. Тошнит?
– Нет… не знаю… Спасибо, ага… Слушай, я пока лягу, а вы не шумите там, можно? – Ит лёг, прижал ладони к вискам. Под руками, кажется, были два отбойных молотка. Или два стоматолога с борами. Хоть бы эти таблетки подействовали!
Минут через десять стало полегче, боль начала успокаиваться, сходить на нет. Но испуг от этой неожиданной боли оказался столь силён, что Ит решил ещё полчаса не вставать – вдруг она вернётся?
Ох, как некстати это всё. Как же некстати! Заболел?.. С чего бы это? Лет десять не болел, максимум – насморком, а сейчас биологичку им ещё на терминале поставили, поэтому местных инфекций можно не опасаться.
Что это за хрень такая с головой?
– Ну чего, очухался? – полюбопытствовал Скрипач, снова просовываясь в кухню. Ит кивнул, осторожно сел. – Чего с тобой было?
– Понятия не имею. Ни с того, ни с сего. Открываю глаза, и… – Он запнулся. – И вдруг болит голова. Очень сильно.
– Хреново, – констатировал Скрипач. – Давай так. Днём ещё пару таблеток съешь, если к вечеру боль вернётся – будем думать про врача.
– Нам запретили, – напомнил Ит. Голова уже почти прошла, и он стал чувствовать себя более или менее уверенно.
– А я на это положил с прибором нечто неприличное, – пожал плечами Скрипач. – Вдруг это серьёзно?
– Не думаю. Скорее всего, просто давление.
Давление у него и впрямь иногда прыгало, но несильно, и уж конечно не до головной боли.
– Посмотрим, – подвёл итог Скрипач. – Тэк-с. Поскольку вы инвалидная команда, а у нас сегодня типа выходного, я вас, так уж и быть, буду кормить едой. Вкусной. Поэтому выметайся с кухни и не мешай творческому процессу. Тем более что сегодняшний творческий процесс нам потом предстоит жрать четверо суток. Четыре точки подряд, готовить будет некогда. На кухне разрешаю курить у подоконника, но чтобы под руку не пялиться и не раздражать вдохновенного меня. Ясно?
Ит кое-как сполз с дивана, сунул под мышку плед и подушку и потащился в комнату. Ясно, ясно. Ещё как ясно. Ладно, пускай развлекается.
…Была у Скрипача своя философия насчёт еды, и он охотно ею делился с теми, кто этого хотел. Простенькая на первый взгляд философия, но в то же время что-то в ней было, какое-то двойное дно.
– Есть две вещи, – объяснял Скрипач, – которые любая раса, любой народ, любая нация будет в обязательном порядке делать. Потому что без этих двух вещей у народа выжить не получится никак. Первая – будут делать детей, а вторая – будут делать еду. Причём именно в этой последовательности. Ну, детей мы оставим, это всегда процесс сугубо индивидуальный, а вот на еде стоит остановиться подробнее…
Тут теория Скрипача подходила уже к истокам возникновения любых цивилизаций: вернее, к легендам, связанным с их возникновением. Существовала в своё время весьма запутанная теория о Демиургах и Сеятелях, проверить которую не представлялось возможным, так как ни Демиурги, ни Сеятели себя обнаруживать вовсе не стремились.
Согласно этой легенде, любая новая цивилизация получала некие бонусы – в частности, три основные мировые религии (их у любой цивилизации было всегда три, проверено неоднократно), дробившиеся потом на тысячи подформ, и… три основных продукта. Мясо, злаки, корнеплоды – это в любой кухне любого народа присутствовало в обязательном порядке. Да, вариаций существовало великое множество, но суть всё равно оставалась той же. Вот об этих трёх продуктах как раз и шли толки в связи с теорией – мол, именно Сеятели и закладывали в программу любого мира эти три пункта.
– Смотрите сами, – пояснял Скрипач. – Взять тех же рауф, да? Основной поставщик мяса – это всегда ацха. Ну, гибиры ещё, и ещё валши, но почти в любой культуре выращивают и едят именно этих безрогих лосей. Почему? А потому, что они достаточно тупые и достаточно вкусные. Если брать аналогию с человеческими цивилизациями, то валшей можно сравнить с курами, а гибиров – с овцами или свиньями. Это было мясо. Далее – переходим к злакам. В любом мире, в любой культуре, в любом человеческом конгломерате всегда присутствует что? Правильно. Вариации на тему пшеницы. Её тоже выращивают везде, и, как ни называй, всё равно получается мука и всё, что связано с мукой. Ну и основной корнеплод. Чаще всего это или репа, или картошка, или батат – от планеты зависит. Но всё равно, корнеплод этот гонят на всех разумных и в промышленных масштабах. Вот только не возражайте мне, что есть сотня других корнеплодов – конечно, она есть. Но она – не основная. Она варьирует. Миллион комбинаций, да, но основа всё та же. Всякие кабачки, капусты, ягоды и прочую малину в расчёт тоже можно не принимать, потому что они лишь дополнение. И с таким количеством вариаций, что со счёта собьешься.
Так вот, что получается. До любой цивилизации рано или поздно доходит, что мясо можно порубить и завернуть в листик теста, что овощи сочетаются с мясом вкуснее всего в тушёном или жареном виде, и что существует такая замечательная вещь, как хлеб. Да, он везде выглядит по-разному, как его только не готовят… но это именно хлеб, перемолотое зерно плюс вода, это тесто, которое пекут, сушат или жарят.
Теперь о мясе. Да, вариантов тоже много. Бывает так, что основным становится вовсе и не мясо, а вполне себе рыба – но это уже от условий зависит, и такие примеры в большей степени исключения, нежели чем правило. К тому же в таких мирах мясо всё равно употребляют, пусть и в меньших количествах…
…Когда жили на Терре-ноль, Ри в своё время пытался эту теорию оспорить, но Скрипач, который в тот день, по его собственным словам, «предавался кулинарному пороку», поставил перед Ри тарелку борща, отрезал ломоть домашнего хлеба – хлеб он тоже предпочитал печь сам, – брякнул рядом с тарелкой стеклянную банку со сметаной и с интересом спросил:
– А борщ оспорить сможешь?
– Со шкварками? – хищно поинтересовался Ри, подвигая тарелку поближе. От борща упоительно пахло: чеснок, какие-то травы, которые, вне всякого сомнения, Ит вырастил собственными руками на собственном участке, густой мясной и томатный дух, картофельная нотка, и – тонкий аромат поджаристых шкварок…
