Она была права. Вдобавок Хью понятия не имел, что я живу в Камакуре или что буду такой дурой, чтобы разъезжать на рикше. Я подняла голову и обнаружила, что ни он, ни Энгус не обращают внимания на парад. Они смотрели на Винни Клэнси, одетую в элегантное длинное льняное платье и очень непринужденно берущую Хью под руку.
Моя тележка проехала мимо, и я больше не могла наблюдать за ними. Но удар был нанесен. Что-то внутри меня умерло. Я глотнула сакэ и прислушалась к разговору Акеми с окружающими. Несмотря на костюм, все понимали, кто она, и я услышала несколько почтительных упоминаний о ее спортивной форме, на которые Акеми ответила шуточными протестами.
Я вспомнила жителей Камакуры, с энтузиазмом приветствовавших Акеми, когда мы приезжали в город на обед. Она точно так же была своей среди людей на параде. Все беседовали о том, что произойдет дальше — о предстоявшей речи отца Акеми при завершении парада около храма Хачимана. Настоятель Михори и другие сановники произнесут речи, потом несколько детей продекламируют молитвы, которые они написали в честь богини празднеств.
— Начало довольно скучное, — сказала мне Акеми. — Единственная вещь, от которой я получаю удовольствие, — это состязание лучников. Я представляю себе, как стрела летит в определенную мишень.
Не думала ли она о своем кузене Казухито? Я снова занервничала, вспомнив, что Камакура уже была раньше местом убийства. Здесь в тысяча двести девятнадцатом году произошло очень известное преступление, когда молодому сёгуну Санетомо из клана Ходзо отрубил голову ревнивый родственник. Многие верили, что убийца был его племянником, но существовало множество версий, указывавших на других людей, которые могли спрятаться внутри большого дерева гинкго, стоявшего по левую сторону от ступеней храма, и выпрыгнуть для совершения злодеяния. Это было нераскрытое убийство со множеством семейных тайн, похожих на сагу Идета-Михори.
Парад закончился около покрашенного в красный цвет входа в храм Хачимана. Мы слезли, и я встала рядом с Акеми. Отец Акеми находился на сцене вместе с остальными буддийскими священниками. Тут же расположилось и несколько синтоистских священников, в более нарядных одеждах и замечательных головных уборах. Мэр Камакуры и другие официальные лица города, стоявшие на сцене, были в строгих деловых костюмах. Женщин среди них я не заметила.
— Не могу поверить, что он будет говорить первым. — Голос Акеми достиг моих ушей, и, проследив за ее взглядом, я увидела, как Ваджин, блистающий в замечательном бирюзовом одеянии, подошел к микрофону. Теперь я поняла, что его наряд не был маскарадным костюмом — Ваджин имел более высокий ранг в храме, чем я предполагала.
— Добрый вечер. От лица настоятеля Михори и всей религиозной и деловой общественности Камакуры я приветствую наших уважаемых гостей на празднике Танабата. — Ваджин низко поклонился.
Его тон был теплым, хоть и повелительным, а голос мощным и низким, какого я раньше от него не слышала.
— От лица семьи! Как мило. — Фырканье Акеми было раздраженным, и я постаралась игнорировать его и слушать слова Ваджина.
— Этот звездный фестиваль дает нам уникальную возможность отпраздновать летний сезон и исследовать значение древних народных мифов. Издавна фестиваль Танабата открывался благородными женщинами, которые писали поэмы и пожелания на полосках разноцветной бумаги и привязывали их к ветвям священного бамбукового дерева. Эти ветви приносили в дар звездной богине Орихиме, покровительнице ткачества. Орихиме была предназначена в жены своему возлюбленному, Кенгё, пастуху, живущему на другой звезде. Кто-нибудь знает окончание истории? — Он улыбнулся группе учеников младших классов, одетых в летнюю морскую форму, но никто из них не посмел ничего сказать.
— Когда Орихиме влюбилась, она перестала ткать. Ее отец, небесный император, не одобрил этого. Может быть, он боялся потерять свою маленькую девочку. — Произнося эти слова, Ваджин пробежался глазами по толпе и остановил взгляд на мне. Я по глупости сказала ему, что надену маску лисы, но наверняка и другие были в похожих масках. — Император сослал обоих по разные стороны Млечного Пути. Возлюбленным разрешено встречаться только одной ночью каждый год. Сегодня как раз та ночь, когда они побегут друг к другу по мосту, выстроенному птицами.
Стая голубей, сидевших на черепичной крыше храма, выбрала этот момент, чтобы взметнуться в воздух и сделать круг над сценой, поднимая крыльями ветер. Неужели это Ваджин приказал им? Меня бы ничто не удивило после того, как он исцелил мой синяк под глазом одним прикосновением пальца.
Ваджин взглянул вверх, улыбнулся и посмотрел прямо на толпу.
— Танабата — это волшебная ночь. Пусть сбудутся ваши мечты. Начнем мы с декламации молитвенных пожеланий от учеников первого класса начальной школы Камакуры...
Акеми подтолкнула меня.
— Нам не нужно слушать глупых детей. Давай пойдем на стрелковое поле, пока не заняли все хорошие места, — сказала она.
— Мне нравятся дети. — Я устала от того, что меня дергали туда-сюда.
— Принцесса Орихиме, надеюсь, твоя семья здорова, а отец больше не сердится. Пожалуйста, помоги мне сдать экзамен по кандзи. Знаешь что? Я тебя люблю! — продекламировала круглолицая девочка с двумя хвостиками.
— Юная Мичико Отани очень хорошо выступила. Может быть, у кого-то из маленьких мальчиков есть пожелания или молитвы? — спросил Ваджин.
— Не могу выносить Казухито, когда он такой фальшивый. Если бы ты его хорошо знала, тебе было бы так же противно, как и мне, — пробормотала Акеми.
— Казухито? — тупо переспросила я.
— Мой кузен, глупышка. Тот, который сейчас говорит! Он считает себя таким важным, что даже больше не представляется.
Когда Акеми развернулась и начала протискиваться через толпу по направлению к стрелковому полю, я последовала за ней, стараясь сопоставить все факты. Казухито — человек, которого я знала как Ваджина.
— Я встречала твоего кузена, но не знала, что это он. — сказала я. — Разве это не Ваджин?
— Сейчас он Ваджин. По буддистской традиции полностью посвященным монахам дают имена с китайскими, а не с японскими корнями. Для написания и старого, и нового имен используют одинаковые иероглифы кандзи, но читаются они по-разному.
Глядя на имя кузена Акеми, написанное на кандзи, в фестивальной программке, я поняла, что два иероглифа, которые его составляли, достаточно просты, чтобы даже я смогла их прочитать: «мир» и «человек». Мирный Человек — идеальное имя для буддиста. И я в душе была рада, что Ваджин не солгал мне насчет своего имени. Удивительно, что он выбрал работу в саду, имея такой высокий статус.
Мы дошли до стрелковой зоны, длинной, достаточно узкой пыльной дороги, которая уже была заполнена мужчинами, скачущими верхом и одетыми в самурайские доспехи. Акеми заняла складной стул в первом ряду, и я села рядом.
— Я думала, Ваджин, то есть Казухито — человек болезненный. Энгус говорил, что он упал в обморок в первый день, когда я собралась с тобой на пробежку.
