— Вы тоже не слишком-то хорошо знаете жизнь, — проговорил я.
— Знаю! — И она, развернувшись, направилась к двери.
— Берегитесь! Как бы вам не пришлось узнать о ней кое-что еще!
— Лишний урок никогда не повредит. В том числе и вам.
Я не ответил. Мы остановились у самой двери, и барышня Серебряная взглянула вверх, будто желая выяснить, не горит ли в ее окне свет. А я ведь даже не знал, на каком этаже делит она квартиру с этой своей подругой.
— Я дам вам тот же совет, что и в прошлый раз, — сказала Ленка. — Идите к вашей девушке. Не всегда же вы думаете только о себе — иногда и о других.
— Я думаю о вас.
— Не обо мне, — покачала она головой. — О себе.
— Я вообще уже не думаю ни о ком, кроме вас.
— Ну да, — проговорила она грустно. — Как всегда: ни о ком, кроме самого себя.
Я понял и опустил глаза к носкам ее белых туфелек. Но потом вновь поднял их к черному антрацитовому аду. Моему черному аду.
— Почему же вы пошли со мной, если знали, что между нами никогда ничего не будет?
— Меня интересовала эта компания.
— Но не думали же вы, что я пригласил вас только затем, чтобы познакомить с шефом?
Она задумалась.
— Нет. Тут вы правы.
— А разве… учитывая ваши строгие принципы… это не жестоко и эгоистично — ради собственной прихоти пробуждать во мне надежды когда-нибудь вас добиться?
— Ну да, — согласилась она. — Все мы несовершенны.
— Вы совершенны.
— Я совершенно несовершенна, — вздохнула она.
— Если вы говорите это всерьез, то у меня еще есть надежда.
— Нету, — сообщила она, доставая из сумочки ключ.
— Надежду вы у меня не отнимете, — сказал я. — Вы пойдете завтра на гимнастику?
— С господином профессором?
— Нет. Он не пойдет. Со мной.
— Почему он не пойдет?
— Потому что он залил ваше новое платье рыбным соусом.
— Но он же оплатил химчистку.
— Неужели ваше расположение можно купить за деньги?
Она вперила в меня свои черные-пречерные пуговицы.
— Нет, нельзя.
Я ответил ей твердым взглядом. Мышцы уже опять повиновались мне. Я перестал бросаться на барышню Серебряную. Не то чтобы я не хотел. Я хотел. Острые коготки исходящего от нее холода прокалывали всю мою душу, точно шпиговальные иглы — зайца. Но мы жили в цивилизованной стране. Я не кидался на нее, но зато намеревался ранить.
— Вы говорите так красиво, что хочется вам верить. — Я помолчал. — Однако по социалистическим меркам мой шеф и впрямь настоящий богач.
— Прощайте! — бросила она и отперла дверь подъезда.
— Ленка! — позвал я тихо, но торопливо. — Дайте мне хотя бы руку!
Она помедлила в дверях, но затем все же протянула мне ее. Длинную, изящную, цвета какао. Благоухающую юностью. Из светло-коричневого бархата. Покрытую лучшей в мире крем-пудрой — лунным светом. Я подставил розовую ладонь под лунные лучи и запечатлел на ней поцелуй. И тут я заметил розовую хулиганскую отметину. Повыше, почти у локтя. Я быстро поцеловал и ее тоже. Девушка немедленно втянула свою руку обратно, в застекленную темноту подъезда, и она исчезла, подобно утраченной надежде.
— Вы придете завтра на гимнастику? — шепнул я в темноту.
И из темноты раздался жестокий, сексуальный, до безумия независимый голос барышни Серебряной:
— Конечно, нет.
А потом хромированная дверь захлопнулась, и я опять остался один, без нее, под этой саркастичной, старой, серебряной воображалой, плывущей по нусельскому небу.
Глава седьмая
Телефонные разговоры
На следующий день, день сплошных ироний судьбы, трубку поднимала только Бенешова. В половине девятого, в девять, в половине десятого. В полдевятого она спросила, кто звонит, а когда я вежливо представился, сообщила, что товарищ Серебряная сейчас на природоведческом факультете и вернется когда вернется. В девять и в полдесятого она уже не спрашивала, кто звонит. Узнавала меня по голосу.
Я полностью оправился от ночного отчаяния и снова был свеж и полон энергии. Ну погоди, ласочка, твои фокусы на меня не действуют, так легко тебе от меня не избавиться.
Я помчался к Блюменфельдовой. К счастью, она оказалась в своей комнате в одиночестве и тут же выложила мне потрясающую новость, что Пецакова на нашей стороне. Она так и сказала — «на нашей». Несколько минут я ликовал вместе с ней, а потом, воспользовавшись ее хорошим настроением, попросил набрать номер «Зверэкса» и попросить к телефону барышню Серебряную.
Даша поинтересовалась удивленно:
— Зачем?
Я постеснялся открыть правду этой бесстрашной воительнице:
— Трубку все время берет какая-то старуха, которая мне ее не подзывает.
Блюменфельдова мгновенно оценила ситуацию.
— Что ты ей сделал?
— Ничего. Я ее почти не знаю.
— Да я не про старуху, естественно. Я про твою красотку.
— Не догадываешься?
— Не догадываюсь.
— Мы поссорились.
— Давай номер. — И Блюменфельдова взялась за трубку. — Сейчас добрая тетенька вас помирит.
Она проделала все очень ловко. Спустя мгновение бархатный голосок барышни Серебряной уже стучал в мои барабанные перепонки.
— Серебряная.
— Это я, — сказал я.
— Но это же нечестно, — с отвращением произнес голосок. Блюменфельдова состроила гримаску и на цыпочках театрально покинула помещение. Оставшись один, я облегченно перевел дух.
— Вы со мной тоже играете не по правилам.
— Я — по правилам. Вы — нет.
— Что же мне делать, если я вас люблю?
— Забыть об этом. Человек не может иметь все.
— Я и не хочу все. Я хочу одну-единственную девушку.
— Вы легко обзаведетесь какой-нибудь девушкой. Их миллионы.
К милой ироничности в голоске барышни Серебряной добавилась вдруг (так мне во всяком случае показалось) небольшая доля кокетства. И одновременно я услышал противный призыв телефонистки:
— Повесьте трубку, пожалуйста. Междугородный звонок.
— Я сразу же перезвоню вам, можно?
Поколебавшись, она ответила:
— Можно.
Плотина рухнула!
Едва я повесил трубку, как телефон затрезвонил.
— Алло!
