– Пожалуйста! – взмолилась она. Где
и когда она произносила эти слова?
– Что с тобой?
– Не знаю. Я не могу… Я вижу что-то, а
потом все исчезает.
– Я многое должен рассказать тебе, ты
должна многое вспомнить. Главное, попытайся понять.
Клеопатра встала и отошла. Потом посмотрела
вниз, взялась за подол платья и оторвала широкие оборки. Подняла подол вверх и
кивнула ему:
– Вот! Опусти свои голубые глазки,
посмотри, что ты сделал со мной! Это я понимаю! – Она дотронулась до раны
в боку. – Я была царицей. А теперь я стала ходячим кошмаром. И ты возродил
к жизни этот ужас своим чудодейственным эликсиром! Своим снадобьем!
Она медленно опустила голову и прижала руки к
вискам. Тысячи раз она повторяла эти движения, но головная боль не стихала.
Постанывая, Клеопатра раскачивалась из стороны в сторону. Ее стон напоминал
какую-то песню. Может, она облегчала боль? Не разжимая губ, она напевала
странный мотив: «Божественную Аиду».
Она почувствовала, что Рамзес положил руку ей
на плечо, стараясь повернуть к себе. Словно пробудившись от сна, она взглянула
на него. Красавец Рамзес.
Очень медленно опустив глаза, она увидела у
него в руке мерцающий сосуд, ахнула, схватила его и хотела вылить содержимое на
ладонь.
– Нет, выпей!
Она заколебалась. Да, она вспомнила: он вливал
жидкость ей в рот, прямо в горло, – тогда, в темноте.
Поддерживая ее затылок, Рамзес поднес сосуд к
губам Клеопатры:
– Выпей до дна.
Она так и сделала. Глоток за глотком жидкость
проникала в нее. В комнате стало гораздо светлее. Приятная волна прокатилась по
телу – от корней волос до мизинцев ног. Нестерпимо защипало глаза. Клеопатра
зажмурилась, потом открыла глаза и увидела, что Рамзес смотрит на нее с
изумлением.
– Голубые, – пробормотал он.
Но затянулись ли раны? Клеопатра сжала руку в
кулак: – ужасно щекотно. Кости на глазах обрастали плотью. И бок, да, бок
затянулся.
– О боги, спасибо вам Слава богам! –
всхлипнула Клеопатра. – Я исцелилась, Рамзес, я исцелилась.
И снова его руки обняли ее, по телу пробежала
холодная дрожь. Она позволила Рамзесу поцеловать себя и раздеть.
– Держи меня крепче, люби меня, –
прошептала она. Он поцеловал ее в бок – туда, где раньше зияла страшная рана,
поцеловал, вылизывая языком кожу. Когда он стал целовать влажные волосы между
ее ногами, она потянула его вверх.
– Нет, войди в меня! Наполни меня! –
закричала она. – Я исцелилась!
Его член напрягся. Он поднял ее и усадил на
свою вздыбленную плоть. Больше незачем вспоминать. Есть только тело, только
жаркая плоть. И Клеопатра обмякла в экстазе, запрокинула голову и закрыла
глаза.
Эллиот чувствовал, что потерпел поражение. Еле
волоча левую ногу, как самый настоящий калека, граф медленно приближался к
отелю. Неужели он струсил? Почему он ушел? Может, следовало остаться, сразиться
на стороне одного из титанов? Глядя на него злобными глазами, Рамзес сказал:
«Уходите». Но своим вмешательством Рамзес спас ему жизнь. Он следил за ним, он
посмеялся над его жалкой попыткой выпросить эликсир жизни.
Ах, какая теперь разница? Он должен каким-то
образом вытащить Алекса из Египта и сам выбраться отсюда. Должен раз и навсегда
очнуться от этого кошмарного сна. Ему оставалось только это.
Глядя себе под ноги, Эллиот добрался до первых
ступеней отеля. Он не видел двоих мужчин, которые остановили его, преградив
дорогу.
– Лорд Рутерфорд?
– Оставьте меня в покое.
– Извините, милорд, ничего не могу
поделать. Мы пришли по поручению губернатора и должны задать вам несколько
вопросов.
Ну вот, еще одно унижение. Эллиот не стал
сопротивляться.
– Помогите мне подняться по ступеням,
молодой человек, – попросил он.
Обмотавшись длинным белым полотенцем, с
мокрыми, чуть вьющимися от влаги волосами, она вышла из медной ванны. Вот такая
ванная комната должна быть во дворце – с цветной плиткой на стенах, с горячей
водой, льющейся из тоненькой трубочки. И еще она нашла превосходные духи – со
сладковатым ароматом, похожим на запах увядших лилий.
Она вернулась в спальню и снова увидела себя в
зеркальной дверце шкафа Она исцелилась. Прекрасно. Ее ноги обрели нормальную
форму. Даже боль в груди, в том месте, куда ее ранил злодей по имени Генри,
исчезла.
И голубые глаза! Это поразило ее.
Была ли она такой же красивой раньше? Может,
Рамзес знает? Мужчины всегда говорили ей, что она очень красива. Клеопатра
начала пританцовывать, придя в восторг при виде собственного нагого тела,
наслаждаясь ласковыми прикосновениями влажных волос к плечам.
Рамзес мрачно наблюдал, за ней из угла. Ладно,
в этом нет ничего странного. Рамзес – тайный наблюдатель. Рамзес – судия.
Клеопатра потянулась к бутылке вина на
туалетном столике.
Пустая. Она разбила ее о мраморную поверхность
столика, и осколки посыпались на пол.
Рамзес не шелохнулся, продолжая смотреть на
нее тяжелым немигающим взглядом.
Ну и что? Почему бы не продолжить танец? Она
знала, как она прекрасна, знала, что мужчины будут любить ее. Двое мужчин,
которых она убила сегодня днем, были очарованы ею. И не было ни одного
свидетеля этих убийств, так что прятаться не надо.
Крутясь на месте, с развевающимися волосами,
она воскликнула.
– Живая! Живая и невредимая!
Внезапно из соседней комнаты раздался
противный крик – заорала дрянная птица. Теперь пришло время убить ее, принести
в жертву собственному счастью – это все равно что купить на рынке белого голубя
и отпустить его в небо, благодаря богов.
Клеопатра подошла к клетке, открыла маленькую
дверцу, просунула внутрь руку и сразу же поймала хлопающую крыльями суетливую
птицу.
Она сжала пальцы и убила ее. Потом бросила на
дно клетки.
Обернувшись, увидела Рамзеса. Ах, какое
печальное лицо! Надо же, он ее осуждает. Бедняжка.
– Теперь я не смогу умереть. Это правда?
Он не ответил. О, она и сама это знала. Она
задавалась этим вопросом с тех пор, как… как все это началось. Когда она
смотрела на других людей, где-то в глубинах сознания таилась эта мысль. Рамзес
воскресил ее из мертвых. Значит, теперь она никогда не умрет.
