– Спасибо, ничем, – сказала
она. – Все и так замечательно. Просто отлично!
Молодой человек одарил ее проникновенным
взглядом – такие же взгляды кидали на нее все присутствующие здесь мужчины.
Любезным жестом он снова направил ее к стойке портье.
Эллиот вошел в зал одновременно с Питфилдом.
Он понимал, что говорит слишком быстро, слишком горячо и довольно странные
вещи, но ничего не мог с собой поделать.
Надо вытащить отсюда Алекса. Если возможно,
увезти и Джулию. Он был способен думать только об этом. О Рэндольфе можно
позаботиться позже.
– Ни один из нас не имеет ни малейшего
отношения к этому делу, – закончил он свою длинную речь. – Им должны
разрешить вернуться домой. Я могу остаться здесь, если это так уж необходимо,
но мой сын должен уехать.
Джеральд внимательно выслушал его. На десять
лет старше Эллиота, пузатый, убеленный сединами, он работал как заводной с утра
до ночи, чтобы его семья имела возможность пользоваться всеми благами жизни в
колонии.
– Разумеется, – сочувственно ответил
он. – Подожди-ка, вижу, появился Уинтроп. А с ним еще двое.
– Я не могу разговаривать с ним! –
покачал головой Эллиот. – Ради бога, только не сейчас.
– Ладно, я сам попробую все уладить.
Как они изумились, когда она заплатила им
вперед, выложив целую кипу странных денег, которые они называют «фунтами», –
несмотря на то что эти бумажки почти ничего не весят.
Они сказали, что коридорные отнесут в ее номер
все коробки. И конечно же, здесь много поваров, которые работают круглосуточно,
так что она может есть, сколько захочет и что захочет; направо находится
ресторан, а при желании можно заказать еду прямо в номер. Что касается
парикмахера, эта дама придет завтра и уложит ее волосы в высокую прическу.
– Отлично. Благодарю вас!
Клеопатра опустила ключ в атласную сумочку.
Номер двести один можно будет найти чуть позже. Она бросилась к двери в ту
гостиную, куда ушел лорд Рутерфорд. Он сидел в одиночестве и пил. Ее он не
заметил.
Снаружи на просторной террасе она увидела его
сына, Алекса он стоял, прислонившись к белой колонне, – какой же
красавец! – и шептался с каким-то темнокожим египтянином. Потом египтянин
вернулся в отель. Юноша казался растерянным.
Клеопатра тут же подошла к нему. Подкравшись
незаметно, остановилась в шаге от него и стала разглядывать тонкие черты лица.
Да, очень красив. Конечно, и сам лорд Рутерфорд очень даже обаятельный мужчина,
но этот так молод, кожа у него нежная, как лепестки роз, и при этом он высок,
тонок в талии, широкоплеч. И какие ясные у него глаза, какой доверчивый взгляд!
Ну вот, теперь и он заметил ее.
– Юный виконт Саммерфилд, –
произнесла она. – Мне сказали, вы сын лорда Рутерфорда?
Лицо его просияло улыбкой.
– Да, я Алекс Саварелл. Простите, не
помню, чтобы я имел честь…
– Я голодна, виконт Саммерфилд. Не будете
ли вы любезны проводить меня до ресторана этого отеля? Мне бы хотелось немного
поесть.
– Буду очень рад. Какой приятный сюрприз!
Он согнул руку в локте и учтиво поклонился.
Клеопатра взяла его под руку. О, он ей очень нравится: никакой стеснительности.
Он провел ее снова по тому же многолюдному центральному залу, мимо темной
гостиной, где пил его отец и ввел в просторное помещение с высоким позолоченным
потолком.
По краям зала стояли столики, накрытые
скатертями. В центре танцевали пары: мужчины в строгих костюмах и женщины в
пышных юбках, похожих на яркие распустившиеся цветы. А музыка! Какая прекрасная
музыка – правда, громкая: даже уши болят. Гораздо лучше, чем в музыкальном
ящике. И такая печальная!
Алекс тут же подозвал к себе пожилого мужчину
и попросил выбрать для них столик. Надо же, такой уродливый, а одет не хуже,
чем другие. Но мужчина сказал очень почтительно:
– Слушаюсь, лорд Саммерфилд.
Столик он выбрал, чудесный – заставленный
роскошной посудой, с огромным букетом цветов в центре.
– Что это за музыка? – спросила
Клеопатра.
– Американская, – ответил
Алекс, – Зигмунд Ромберг
[6]
. Она начала легонько раскачиваться из стороны
в сторону.
– Не хотите потанцевать? – спросил
виконт.
– Это будет просто здорово!
Он обнял ее – о, какая теплая у него
рука! – и вывел на середину зала. Каждая пара танцевала по-своему. Места
было много, так что казалось, будто они танцуют в одиночестве. И печальный
мотив полностью захватил ее. И этот юноша с такой симпатией смотрит на нее. Он
на самом деле потрясающий парень, этот Алекс, виконт Саммерфилд.
– Как здесь уютно! – сказала
Клеопатра. – Настоящий дворец! И музыка такая проникновенная, такая
печальная. Правда, она сильно бьет по ушам, а я не люблю громких звуков. Не
люблю птичьего крика, не люблю, когда стреляют.
– Конечно, кому это нравится, – с
легким недоумением согласился Алекс. – Вы такая хрупкая. Я еще не говорил
вам, что у вас восхитительные волосы? Сейчас не многие женщины могут позволить
себе носить распущенные волосы. Вы похожи на богиню.
– Ну что ж, очень приятно. Спасибо.
Он ласково засмеялся. Такой искренний. В его
взгляде нет ни страха, ни фальши. Он похож на принца, которого воспитывали
добрые нянюшки. Слишком нежен, не приспособлен к реальной жизни.
– Может, вы назовете мне свое имя? –
спросил он. – Знаете, ведь нас не представили друг другу, так что, похоже,
придется знакомиться самостоятельно.
– Я Клеопатра, царица Египта.
Как ей нравится этот танец ее ведут,
разворачивают, кажется, что пол под ногами колеблется, словно вода.
– Ну что ж, готов поверить, – сказал
Алекс. – Вы на самом деле похожи на царицу. Можно я буду обращаться к вам
«ваше величество»?
Она рассмеялась.
– Ваше величество… А что, у вас именно
так принято обращаться к царицам? Ладно, называйте меня вашим величеством. А я
буду называть вас лордом Саммерфилдом. А что, все эти мужчины… тоже лорды?
В темном зеркале на обшитой деревом стене
Эллиот увидел, как Уинтроп и его свита уходят. Вернулся Питфилд. Он сел на стул
напротив Эллиота и заказал выпивку.
