Клеопатра чуть не расхохоталась. Ей казалось,
что эта минута длится целую вечность. Юный лорд что-то говорил, но она не
слышала его. Похоже, он сказал, что его ждет отец? Или что он нужен сейчас
отцу?
Находясь в каком-то оцепенении, она увидела,
как он отходит от нее. Он положил на стол газету с той фотографией. Клеопатра
посмотрела на него. Он поднимал со стола какой-то странный предмет. Он говорил
в него. Спрашивал лорда Рутерфорда.
Клеопатра тут же вскочила. Мягким движением
отобрала у него этот предмет и положила на место.
– Не уходи от меня, юный лорд, –
попросила она. – Твой отец может подождать. А мне ты сейчас очень нужен.
Алекс растерянно посмотрел на нее. И когда она
обняла его, не стал противиться.
– Давай не сразу вернемся в тот
мир, – прошептала она ему на ухо, нежно целуя. – Давай побудем
вдвоем.
Как быстро он сдался! Как быстро
воспламенился!
– Не стесняйся, – прошептала
она. – Ласкай меня, позволь своим рукам делать все, что захочешь, –
как прошлой ночью.
И снова он принадлежал только ей, был ее
рабом, превращая ее саму в рабыню своими поцелуями, лаская ее грудь через
голубую ткань платья.
– Какой волшебник подарил мне
тебя? – шептал он. – Только я подумал… когда я подумал… – И он
снова осыпал ее поцелуями, а она повела его к постели.
По дороге в спальню она прихватила со стола
газету. Когда они упали на простыни и он начал стаскивать с себя одежду, она
показала ему газету.
– Скажи мне, – попросила она,
указывая на группу людей, стоявших на солнце возле верблюда, – кто эта
женщина?
– Джулия. Джулия Стратфорд.
Больше никаких слов не было – только
торопливые жаркие объятия; его бедра прижались к ее лону, и он снова овладел
ею.
Когда все было кончено и он успокоился,
Клеопатра пробежалась рукой по его волосам.
– Эта женщина… Он ее любит?
– Да, – сонно ответил Алекс. –
И она его любит. Но теперь это не имеет никакого значения.
– Почему ты так говоришь?
– Потому что у меня есть ты.
Рамзес выглядел просто превосходно: на людях
он всегда становился необыкновенно обаятельным – с прямой спиной, в отлично
отутюженном белом костюме, на котором не было ни одной пылинки, с гладко
зачесанными волосами. Голубые глаза искрились мальчишеским задором.
– Я пытался образумить его. Когда он
взломал витрину и вытащил мумию, я понял, что это бесполезно. Я попытался
выбраться оттуда, но меня схватили охранники. Ну, вы знаете всю эту историю.
– Но они сказали, что стреляли в вас,
они…
– Сэр, эти люди совсем не такие, как
солдаты Древнего Египта. Это лентяи, которые вряд ли знают, как правильно
обращаться с оружием. Они бы не смогли победить хеттов.
Уинтроп невольно рассмеялся. Даже Джеральд был
покорен. Эллиот посмотрел на Самира, который не осмелился даже улыбнуться.
– Хорошо бы нам удалось найти
Генри, – сказал Майлз.
– Нет сомнения, что кредиторы уже ищут
его, – откликнулся Рамзес.
– Ну что ж, вернемся к вопросу о тюрьме.
Кажется, там был доктор, когда вы…
Наконец Джеральд не выдержал.
– Уинтроп, – сказал он, – ты
отлично знаешь, что этот человек невиновен. Это все Генри. Это его рук дело.
Все указывает на него. Он вломился в Каирский музей, украл мумию, продал ее и
на эти деньги запил. Вы же нашли обмотки с мумии в доме танцовщицы. Имя Генри
было вписано в долговую книгу в Лондоне.
– Но эта история…
Эллиот жестом призвал всех к молчанию.
– Мистер Рамсей устал от расспросов, да и
мы тоже. Самое важное заявление он уже сделал: Генри сам признался ему в
убийстве своего дяди.
– Во всяком случае, именно так: я его
понял, – сухо сказал Рамзес.
– Я хочу, чтобы нам немедленно вернули
наши паспорта, – проговорил Эллиот.
– Но Британский музей…
– Молодой человек… – начал было
Джеральд.
– Лоуренс Стратфорд оказал Британскому
музею неоценимую услугу, – заявил Эллиот. Его терпение наконец лопнуло. У
него больше не было сил ломать комедию. – Послушай, Майлз, – сказал
он, подавшись вперед. – Ты можешь, конечно, все это проверить еще раз, но
предупреждаю: побойся общественного мнения. Уверяю тебя, если мои друзья, в том
числе и Реджинальд Рамсей, не уедут завтра дневным поездом в Порт-Саид, тебя
больше не примут ни в одной приличной семье Каира или Лондона, которая надеется
в будущем принимать семнадцатого лорда Рутерфорда. Я понятно выразился?
В кабинете стало тихо. Майлз побледнел. Это
был удар ниже пояса.
– Да, милорд, – еле слышно сказал
он, открыл ящик письменного стола и один за другим вытащил все паспорта.
Джеральд не успел опомниться, как Эллиот
протянул руку и сгреб их в охапку.
– Мне самому неприятно то, что я
сказал, – пробормотал он. – За всю свою жизнь я не говорил подобных
вещей ни одному человеку, но сейчас я очень хочу, чтобы мой сын мог спокойно
вернуться в Англию. А я буду жить в этом чертовом городе столько, сколько вам
понадобится. И отвечу на любые вопросы.
– Да, милорд, если я доложу губернатору,
что вы остаетесь…
– Я же уже пообещал – разве этого мало?
Вы хотите, чтобы я произнес страшную клятву?
Похоже, он переборщил. Джеральд успокаивающе
похлопал его по руке. Эллиот своего добился.
Самир помог ему встать. Они вышли из приемной
в центральный холл.
– Отлично сработано, Джеральд, –
сказал Эллиот. – Я позвоню тебе, если понадобится. Пожалуйста, созвонись с
Рэндольфом, расскажи ему все. Сейчас я просто не в силах сделать это. Потом я
напишу ему подробное письмо.
– Я попробую смягчить удар. Зачем
посвящать его в подробности? Арест Генри сам по себе будет для него тяжелым
горем.
– Давай будем решать проблемы по мере их
возникновения.
Рамзес проявлял нетерпение. Он то и дело
поглядывал вниз, на ожидающий у подъезда автомобиль. Эллиот пожал Джеральду
руку и стал спускаться по лестнице.
– Можно считать наше маленькое
представление оконченным? – спросил Рамзес. – Я теряю драгоценное
время.
