– Я прекрасно понимаю, о чем ты
говоришь, – прошептал он со странным блеском в глазах. – Тебя это
удивляет? – Казалось, он чего-то недоговаривает, силится объяснить, но не
может найти нужных слов. Он опечалился. Клеопатра с самого начала заметила в
нем эту печаль, но только сейчас поняла, что печаль вызвана ею, что печаль
является ответом на то, что он видит в ее глазах.
Кто-то окликнул Алекса по имени. Его отец.
Клеопатра сразу же узнала его голос.
– Помни, я люблю тебя, Алекс, –
повторила она. Почему-то она была уверена, что прощается с ним. И эти слова
казались ей единственно верными.
Обернувшись, она увидела, как все они выходят
из открытых дверей.
– Отец, Рамсей! Рамсей, дружище, –
сказал Алекс, – я так рад видеть вас.
Клеопатра смотрела на них как во сне. Алекс
пожал Рамзесу руку, Рамзес во все глаза смотрел на нее.
– Дорогая, – донесся до нее голос
Алекса, – позволь представить тебе моего отца и ближайших друзей. Ну, ваше
величество… – Он неожиданно замолчал. И продолжил тихим шепотом – Я даже
не знаю твоего настоящего имени.
– Почему же, знаешь, любимый, –
сказала она. – Я представилась при первой же встрече. Клеопатра. Твой отец
знаком со мной, как, впрочем, и твой близкий друг Рамсей. Ведь так ты называешь
его? И с твоей подругой Джулией Стратфорд я тоже встречалась.
Она перевела взгляд на лорда Рутерфорда;
музыка и шум толпы оглушали ее.
– Позвольте мне поблагодарить вас, лорд
Рутерфорд, за то, что вы были так добры со мной. Что бы я делала без вас? А я
была так неблагодарна.
Ей снова стало тревожно. Если она останется в
этом зале, то погибнет. И все-таки она продолжала стоять, дрожащей рукой
опираясь на руку Алекса, который недоуменно смотрел то на нее, то на отца.
– Ничего не понимаю. Вы правда
встречались?
Вдруг Рамзес сделал шаг вперед. Он грубо
схватил Клеопатру за руку и оттащил от Алекса.
– Мне нужно поговорить с тобой, –
сказал он, глядя на нее сверху вниз. – Сейчас же, и наедине.
– Рамсей, ради бога, что ты делаешь?
На них стали оглядываться.
– Алекс, останься здесь! – приказал
Эллиот. Рамзес потащил Клеопатру прочь. Она подвернула лодыжку, споткнувшись на
своих высоких каблуках.
– Отпусти меня, – прошептала она.
Как в тумане она увидела, что побледневшая
Джулия Стратфорд в отчаянии бросилась к смуглому египтянину, а старый лорд
Рутерфорд пытается удержать сына.
Она яростно дернулась и тут же высвободилась
из железной хватки Рамзеса Странные современные люди, делавшие вид, что не
смотрят на них, изумленно заохали. Вокруг стало тихо – хотя музыка продолжала
греметь.
– Мы поговорим тогда, когда мне
захочется, мой обожаемый учитель! Ты опять вмешиваешься в мою жизнь, ты опять,
как и в прошлом, хочешь лишить меня удовольствий.
Подбежал Алекс Клеопатра обвила его рукой, и
Рамзес снова пошел в наступление.
– Рамсей, черт побери, что
происходит? – запротестовал Алекс.
– Говорю тебе, нам нужно пообщаться
наедине, – сказал Рамзес Клеопатре, не обращая внимания на ее любовника.
Ее гнев опережал слова, а слова бежали впереди
мысли:
– Ты думаешь, что можешь заставить меня
делать то, чего хочется тебе! Я отомщу тебе за то, что ты сделал со мной! Я
страшно отомщу!
Рамзес оторвал ее от Алекса, которого тут же
подхватил его отец. Клеопатра обернулась и увидела, как Алекс скрылся в толпе.
Рамзес вовлек ее в круг танцующих пар, он не отпускал ее, несмотря на отчаянное
сопротивление.
Одной рукой он держал ее за кисть, а другой
обхватил за талию.
Пары рядом с ними ритмично покачивались под
музыку. Рамзес закружил Клеопатру, почти отрывая от пола.
– Убирайся! – прошипела она. –
Ты думаешь, я та самая безумная, которую ты видел в той лачуге в старом Каире?
Ты думаешь, я твоя рабыня?
– Нет-нет, я вижу, ты стала
другой. – Он перешел на древнюю латынь. – Кто же ты на самом деле?
– Твоя магия восстановила мой разум, мою
память. Но то, что я выстрадала, осталось во мне, и теперь я ненавижу тебя
гораздо сильнее, чем раньше.
Рамзес был поражен. Он и сам очень страдал.
Может, ей лучше сжалиться над ним?
– Ты всегда был прекрасен, когда
страдал! – сыпался град ее слов. – И когда осуждал! Но я не рабыня и
не твоя собственность! Ты вернул меня к жизни, и я хочу жить свободно.
– Это ты, – прошептал Рамзес. –
Царица, которая была и мудрой, и импульсивной. Которая любила без оглядки. Которая
всегда знала, как завоевывать и управлять.
– Да, верно. Та царица, которая умоляла
тебя поделить твой подарок с одним смертным мужчиной. Но ты отказал ей.
Эгоистичный, злобный, ничтожный человек.
– О нет! Ты знаешь, что это не
так. – То же очарование, та же способность убедить в чем угодно. И та же
бешеная, неуправляемая воля. – Это было бы ужасной ошибкой.
– А я? Я не ошибка?
Она пыталась высвободиться, но не могла. Снова
он заставил ее подчиниться ритму музыки, снова повел по кругу. Клеопатру задевали
юбки танцующих дам; женщины явно наблюдали за ней.
– Прошлой ночью ты сказала, что, умирая,
звала меня. Яд змеи просто парализовал тебя. Ты говорила правду?
Она снова попыталась вырваться из его объятий.
– Не спрашивай меня ни о чем!
Она вырвала свою руку, но он снова поймал ее.
Теперь все заметили, что происходит. Поворачивали головы. Одна за другой
останавливались в тревоге танцующие пары.
– Ответь мне, – настаивал
Рамзес. – Ты звала меня в те последние минуты? Это правда?
– Ты хочешь оправдать свои действия? –
Она заставила его остановиться. Больше он не сможет тащить ее за собой. –
Мне было страшно. Я умирала, – призналась она. – Это был страх, но не
любовь. Ты думаешь, я когда-нибудь прощу тебя за то, что ты дал Антонию
умереть?
– О да, это ты, – мягко сказал
Рамзес. Они стояли неподвижно. – Это на самом деле ты. Моя Клеопатра,
двуличная и страстная. Это ты.
