Генри и не думал уходить. Было ясно, что он не
собирается последовать ее совету. Он смотрел на мумию. Похоже, она чем-то
здорово поразила его.
– Отец правда разговаривал с ним? –
спросила Джулия. – Так же, как я?
Генри ответил не сразу. Отвернулся, прошел к
алебастровым кувшинам, сохраняя тот же высокомерный и независимый вид.
– Да, он разговаривал с мумией так,
словно она могла ответить ему. На латыни. Знаешь, мне кажется, твой отец уже
давно был болен. Слишком долго он жил в жаркой пустыне, разбазаривая деньги на
трупы, на статуи, на всякий хлам и безделушки.
Какие обидные слова! Сколько в них
легкомыслия, сколько ненависти. Генри замер возле одного из кувшинов, стоя к
Джулии спиной. В зеркале она увидела, как он заглядывает в кувшин.
– Но ведь он тратил свои деньги, не так
ли? – спросила она. – Он многое сделал для нас всех. Во всяком
случае, он так считал.
Генри резко обернулся:
– Что ты хочешь этим сказать?
– Что ты сам не очень-то хорошо
распорядился своими деньгами.
– Я делал все, что было в моих силах. И
вообще, кто ты такая, чтобы осуждать меня? – спросил Генри.
Внезапно на его лицо упал яркий солнечный луч,
и Джулия испугалась: таким злобным оно было.
– А что ты скажешь об акционерах
«Судоходной компании Стратфорда»? Для них ты тоже делал все, что было в твоих
силах? Или и это не моего ума дело?
– Полегче, девочка моя, – сказал
Генри, направляясь к ней. Высокомерно взглянув на мумию, словно она была
полноправным участником разговора, он развернулся и, прищурившись, посмотрел на
Джулию. – Теперь у тебя нет никого, кроме меня и моего отца. И ты
нуждаешься в нас больше, чем тебе сейчас кажется. И вообще, что ты смыслишь в
торговле и судостроении?
Забавно, он делает верный ход и тут же все
портит. Конечно, оба они нужны ей, но это не имеет никакого отношения к
торговле и судостроению. Они нужны ей, потому что они ее плоть и кровь, –
какие, к черту, торговля и судостроение!
Джулии не хотелось, чтобы он заметил ее обиду.
Она отвернулась к анфиладе гостиных и посмотрела в тусклые окна северной части
дома. Там утро только начиналось.
– Я знаю, сколько будет дважды два,
дорогой братец, – сказала она. – И это ставит меня в несколько
неудобное положение.
Джулия с облегчением увидела, как в зал входит
Рита, согнувшаяся под тяжестью подноса с серебряным кофейным сервизом. Она
поставила поднос на стол в центре задней гостиной, в двух футах от Джулии.
– Спасибо, дорогая. Пока все.
Боязливо взглянув в сторону саркофага с
мумией, Рита удалилась. И снова Джулия осталась наедине с братом. Неужели
придется продолжить неприятный разговор? Она медленно повернулась и увидела,
что Генри стоит напротив Рамзеса.
– Тогда давай поговорим о делах, –
предложил он и встал к ней лицом.
Он ослабил шелковый галстук, стащил его с шеи,
засунул в карман и, покачиваясь, направился к Джулии.
– Я знаю, чего ты хочешь, – сказала
она– Я знаю, чего вы оба с дядей Рэндольфом хотите от меня. И самое главное, я
знаю, что вам от меня нужно. Ты хочешь получить свою долю наследства, чтобы
расплатиться с долгами. Господи! Ты совсем запутался.
– Какое ханжество, – произнес Генри.
Он стоял теперь в двух шагах от сестры, спиной к ослепительному солнцу и к
мумии. – Суфражистка, малютка археолог. А теперь собираешься попробовать
себя в бизнесе, да?
– Попытаюсь, – холодно ответила
Джулия. Она тоже рассердилась. – А что мне еще остается? Позволить твоему
отцу окончательно промотать все? Боже, как мне тебя жаль!
– О чем это ты? – спросил Генри,
приблизив к ней заросшее щетиной лицо и дыша перегаром. – Ты что, хочешь,
чтобы мы отчитались перед тобой? Я правильно тебя понял?
– Пока не знаю. – Джулия повернулась
к нему спиной, прошла в первую гостиную и открыла небольшой секретер. Сев за
него, вытащила чековую книжку и сняла крышку с чернильницы.
– Скажи-ка, братец, приятно ли это – иметь
денег больше, чем можешь истратить, больше, чем можешь даже сосчитать? И при
этом не сделав ничего, чтобы заработать их?
Джулия обернулась и, не глядя, протянула чек.
Затем поднялась, подошла к окну и, отдернув кружевную занавеску, выглянула на
улицу. «Пожалуйста, Генри, уходи, – уныло подумала она, – уходи
отсюда». Ей не хотелось обижать дядю. Ей вообще не хотелось кого-то обижать. Но
что же делать? Она уже давно знала о растратах Рэндольфа В последний раз, когда
Джулия ездила в Каир, они с отцом обсуждали это. Разумеется, он собирался взять
ситуацию под контроль. Давно собирался. А теперь это бремя пало на нее.
Джулия резко обернулась. Ее смутила тишина.
Она увидела, что брат опять стоит в египетском зале и смотрит на нее холодными
пустыми глазами.
– А когда ты выйдешь замуж за Алекса, ты
лишишь нас нашей доли наследства?
– Ради бога, Генри, уходи, оставь меня в
покое. Какое-то странное выражение появилось у него на лице, выражение мрачной
решимости. «А ведь Генри уже не назовешь молодым, – подумала Джулия. –
Он безнадежно устарел со своими вредными привычками, с бесконечными
провинностями и самообманом. Он нуждается в сочувствии». Но чем она может
помочь ему? Дать денег? Он тут же промотает их. Джулия снова отвернулась и
посмотрела на холодную лондонскую улицу.
Ранние прохожие. Нянька переходит улицу,
толкая перед собой плетеную коляску с близнецами. С газетой под мышкой
торопится куда-то старик. И охранник из Британского музея лениво прохаживается
по парадному крыльцу, как раз под этим окном. А чуть ниже по улице, возле дома
дяди Рэндольфа, горничная Салли вытряхивает коврик прямо у входных дверей,
уверенная, что в такую рань никто ее не увидит.
Почему за спиной не слышно ни звука? Почему
Генри не бросился прочь, хлопнув дверью? Может, он все-таки ушел? Нет, Джулия
услышала тоненькое треньканье – звякнула ложечка в китайской чашке. Проклятый
кофе.
– Не знаю, как ты докатился до всего
этого, – произнесла Джулия, продолжая смотреть в окно. – Ценные
бумаги, оклады, премии – у вас было все, у вас обоих.
– Нет, не все, дорогая, – возразил
Генри. – Это у вас было все.
Звук льющегося в чашку кофе. О боже!
– Послушай, старушка– Голос у Генри был
низким и напряженным. – Я больше не хочу ссориться. Наверное, ты тоже. Иди
сюда, присядь. Давай выпьем вместе кофейку – как цивилизованные люди.
