К вечеру царь научился разговаривать
пространными фразами. Он сказал Джулии, что ему очень нравится английский. На
нем удобно думать. Греческий и латынь очень удобны для размышлений. Но не
египетский. С каждым новым языком, которым ему приходилось овладевать в
предыдущих жизнях, его лингвистические способности совершенствовались. Язык
дает простор умственной деятельности. Замечательно, что простой народ этой
эпохи умеет читать газеты, в которых так: много умных споров и рассуждений!
Каким же должно быть мышление простолюдина?
– Ты не устал? – поинтересовалась
Джулия.
– Нет, я никогда не устаю, – ответил
Рамзес, – устают только душа и сердце. Я голоден. Пища, Джулия. Мне нужна
пища.
Они вдвоем отправились в Гайд-парк. Казалось,
Рамзес почувствовал облегчение, оказавшись среди вековечных деревьев, под
небом, которое просвечивало сквозь толстые ветви, – такую картину можно
наблюдать в любую эпоху в любом уголке земного шара.
Они нашли небольшую скамейку. Царь молча
наблюдал за проходившими по аллее людьми. Какими глазами они смотрели на него –
на этого исполина, от которого исходили токи огромной жизненной силы? Знает ли
он сам, как он красив, думала Джулия. Догадывается ли, что даже мимолетное его
прикосновение волнует ее так сильно, что она долго не может справиться с этим
волнением?
Ох, сколько еще предстоит показать ему! Джулия
сводила его в контору «Судоходной компании Стратфорда» и, моля Бога, чтобы
никто ее не узнал, поднялась вместе с ним в железной кабине лифта на самую
крышу.
– Провода и ворот, – пояснила она.
– Британия, – тихо проговорил
Рамзес, глядя на лондонские крыши, слушая пронзительные вопли фабричных гудков
и звонки бегущих внизу трамваев. – Америка, Джулия. – Он нетерпеливо
обернулся к ней и обнял за плечи. – За сколько дней можно доплыть до
Америки на механическом корабле?
– Наверное, дней за десять. А до Египта и
того меньше. Дорога до Александрии занимает шесть дней.
Зачем она произнесла эти слова? Его лицо
омрачилось.
– Александрия, – прошептал Рамзес, в
точности копируя ее произношение. – Александрия все еще существует?
Джулия вернула его к лифту. Так много еще
предстоит увидеть! Она сказала, что до сих пор существуют и Афины, и Дамаск, и
Антиох. И Рим, разумеется. Рим никуда не делся.
Внезапно ее осенила безумная идея. Остановив
экипаж, Джулия приказала вознице:
– К мадам Тюссо.
Восковые фигуры в костюмах. Джулия торопливо
объяснила Рамзесу, что это за музей. Можно увидеть целую историческую панораму.
Она покажет ему американских индейцев, Чингисхана, Аттилу – тех людей, которые
повергали Европу в ужас после падения Рима.
Джулия не могла предвидеть, как он воспримет
этот исторический калейдоскоп: хладнокровие царя все больше и больше поражало
ее.
Но ей вполне хватило нескольких минут, чтобы
понять свою ошибку. При виде римских солдат Рамзес утратил казавшееся
неколебимым спокойствие. Он сразу же узнал фигуру Юлия Цезаря. Потом, словно не
веря своим глазам, уставился на египетскую царицу Клеопатру, восковую куклу,
ничуть не похожую ни на мраморный бюст, который он так бережно хранил, ни на ее
изображение на принадлежавших ему монетах. Однако, глядя на куклу, ошибиться
было нельзя: восковая царица возлежала на золоченой кушетке, сжимая в руке
змею, чьи клыки почти доставали до ее груди. Рядом застыла фигура Марка
Антония, типичного римлянина в военном облачении.
Лицо Рамзеса запылало, в глазах вспыхнула
ярость. Он взглянул на Джулию, потом на ярлыки, которыми были снабжены восковые
фигуры.
Как же она не подумала о том, что здесь есть и
эти фигуры? Почему не вспомнила об этом? Джулия схватила Рамзеса за руку в тот
момент, когда он отворачивался от стеклянной витрины. Он чуть не сбил с ног
парочку, загородившую ему дорогу. Мужчина буркнул что-то резкое, но Рамзес,
казалось, ничего не слышал. Он рвался к выходу. Джулия бежала следом.
На улице он немного успокоился, глядя на
автомобили и экипажи. Потом взял Джулию за руку, и они медленно побрели по
тротуару. Остановились около стройки – там работала, урча, бетономешалка.
Глухой стук машины эхом бился о каменные стены.
Горькая улыбка тронула губы Рамзеса.
Джулия остановила проезжавший мимо экипаж.
– Куда теперь? – спросила
она. – Скажи, что ты хочешь увидеть?
Царь смотрел на нищенку, сгорбленную женщину в
лохмотьях, в истоптанных башмаках, – та протягивала руку, прося милостыню.
– Нищая, – произнес Рамзес, глядя на
нее. – Почему до сих пор есть бедные?
Они медленно ехали по булыжным мостовым.
Веревки с бельем закрывали туманное серое небо. Дым печей стлался по улицам.
Босоногие ребятишки с обветренными лицами оборачивались им вслед.
– Почему богатые люди не помогают бедным?
Они такие же нищие, как крестьяне у меня на родине.
– Есть вещи, которые остаются
неизменными, – сказала Джулия.
– А твой отец? Он был богат?
Она кивнула.
– Он создал огромную кораблестроительную
компанию. Строил корабли, которые возят товары из Индии в Египет, из Египта в
Англию и в Америку. Корабли, которые плавают по всему свету.
– Из-за этого богатства Генри пытался
убить тебя – так же, как он убил твоего отца в усыпальнице?
Джулия смотрела прямо перед собой. Последние
слова лишили ее самообладания. Этот день, это удивительное приключение вознесли
ее до самых небес, теперь же она стремительно падала на землю. Генри убил отца.
Она не могла выдавить ни слова.
Рамзес взял ее за руку.
– Этого богатства хватило бы на
всех, – сказала Джулия напряженным голосом. – Хватило бы и мне, и
Генри, и отцу Генри.
– И все-таки твой отец искал в Египте
сокровища.
– Нет, он делал это не ради
сокровищ! – Джулия гневно взглянула на фараона– Он искал свидетелей
прошлого. Твои заметки значили для него гораздо больше, чем кольца на твоих
пальцах. История, которую ты поведал, была для него настоящим сокровищем, как и
разрисованный саркофаг, потому что это подлинник, свидетель эпохи.
– Археология, – сказал Рамзес.
– Да. – Джулия неожиданно для себя
самой улыбнулась. – Мой отец не был осквернителем могил.
– Понимаю. Не сердись.
