На нижней ступеньке лестницы он задержался.
Надо было настоять на своем и заглянуть все-таки в саркофаг…
Его слуга Уолтер подошел, чтобы помочь. Добрый
старина Уолтер, который вырос и состарился вместе с ним. Уолтер помог ему
забраться в припаркованный автомобиль, и Эллиот устроился на заднем сиденье.
Стоило вытянуть ноги, как снова заныло бедро.
Удивился бы он, увидев, что саркофаг пуст,
убедившись, что все это не игра? Напротив. Он и так знал, что в саркофаге
ничего нет. И боялся увидеть это своими глазами.
Мистер Хэнкок из Британского музея был вполне
обыкновенным человеком. Просто, посвятив жизнь египетским древностям, он
использовал их, чтобы продемонстрировать людям человеческую грубость и
очевидное ничтожество. Ненависть к ныне живущим стала частью его натуры, столь
же существенной, сколь искренняя любовь к древностям, изучением которых он
занимался всю жизнь.
Хэнкок вслух прочитал заголовок для трех
джентльменов, сидевших с ним в комнате:
– «Мумия разгуливает по Мэйфейру». –
Он перевернул страницу. – Просто отвратительно. Неужели юный Стратфорд
выжил из ума?
Пожилой джентльмен, сидевший напротив за
столом, улыбнулся.
– Генри Стратфорд, пьяница и игрок. Нет,
вы подумайте: мумия выбралась из гроба!
– Дело не в этом, – возразил
Хэнкок. – Плохо, что мы оставили бесценную коллекцию в частном доме. И вот
вам скандал! Там уже побывали и полиция, и репортеры из паршивых газетенок.
– Позвольте мне, – сказал пожилой
джентльмен. – Меня гораздо больше беспокоит похищение золотой монеты.
– Да, но… – тихо произнес Самир
Айбрахам, сидевший в углу. – Я же говорил вам, их было только пять, когда
я составлял опись коллекции. И никто из вас не видел так называемой похищенной
монеты.
– Ну и что? – опять возразил
Хэнкок. – Мистер Тейлор – уважаемый нумизмат. Он уверен, что монета была
подлинной. И продавал ее именно Генри Стратфорд.
– Стратфорд мог украсть ее в
Египте, – предположил пожилой джентльмен.
Некоторые из сидевших за круглым столом
закивали.
– Коллекцию следует хранить в
музее, – сказал Хэнкок. – Нам нужно срочно начать изучение мумии
Рамзеса Каирский музей кипит от возмущения. А теперь еще эта монета…
– Но, джентльмены, – вмешался
Самир, – мы ведь не можем принимать решения относительно этой коллекции,
не посоветовавшись с мисс Стратфорд.
– Мисс Стратфорд очень молода, –
презрительно отозвался Хэнкок. – И она предается своему горю. Она не
способна принимать какие-либо решения.
– Да, – сказал пожилой
джентльмен. – Но, надеюсь, все присутствующие понимают, что именно Лоуренс
Стратфорд вложил миллионы в развитие музея. Думаю, что Самир прав. Мы не можем
перевозить коллекцию без разрешения мисс Стратфорд.
Хэнкок снова уставился в газету.
– «Рамзес поднимается из могилы», –
прочитал он. – Говорю вам, мне это очень не нравится.
– Может, следует сменить
охранника? – предложил Самир. – Или поставить двоих.
Пожилой джентльмен кивнул:
– Хорошая идея. И в этом вопросе,
повторяю, надо учитывать пожелания мисс Стратфорд.
– Может быть, вы ей позвоните? –
спросил Хэнкок, обращаясь к Самиру. – Вы были другом ее отца.
– Хорошо, сэр, – тихо ответил
Самир. – Обязательно позвоню.
Ранний вечер. Отель «Виктория». Рамзес
приступил к обеду в четыре часа, когда солнце сквозь запотевшее стекло еще
освещало покрытый белой скатертью стол. Теперь уже было темно. Повсюду зажгли
электричество; под потолком горели тусклые светильники, скупо высвечивая
стоявшие по углам в латунных горшках высокие и изящные темно-зеленые пальмы.
Лакеи в ливреях молча подносили одну за другой
тарелки с едой – только один из них удивленно приподнял бровь, откупоривая
четвертую бутылку итальянского красного вина.
Джулия давным-давно доела свою отнюдь не
маленькую порцию. Они были полностью поглощены разговором, и английская речь
лилась так же свободно, как и вино.
Она уже научила Рамзеса пользоваться тяжелыми
серебряными вилками и ножами, но он по-прежнему игнорировал их: в его времена
только варвары так запихивали еду в рот.
После небольшого раздумья он так и сказал: да,
только варвары сгребают еду в рот подобными лопатами. Пришел черед Джулии
объяснять, как появилась серебряная посуда. И все же она не могла не признать,
что он был очень… разборчивым, что ли. Невероятно утонченным, изящным, даже
когда отламывал хлеб, отрывал небольшие кусочки мяса и отправлял их на кончик
языка, не касаясь пальцами губ.
Сейчас она была поглощена повествованием о
технической революции.
– Первые машины были очень простыми – для
обработки полей, для выделки тканей. Потом идея механизации захватила умы.
– Да.
– Если ты заставишь машину делать что-то
за тебя, то вскоре захочешь придумать другую.
– Понимаю.
– Потом появился паровой двигатель,
следом автомобиль, телефон, самолет.
– Мне очень хочется полетать: просто
подняться в небо.
– Разумеется, полетаешь. Но ты понимаешь
саму идею, изменение образа мыслей людей?
– Конечно. Ведь я пришел к тебе, как ты
говоришь, не из времен девятнадцатой династии египетской истории – я пришел из
первых дней существования Римской империи. Так: что мой разум достаточно гибок,
я легко приспосабливаюсь к новому. Мой образ мыслей, как ты говоришь, все время
меняется.
Что-то удивило его; сначала она не поняла что.
Начал играть оркестр, очень тихо, так что она с трудом различила сквозь гул
разговоров звуки музыки. Рамзес вскочил, уронив на пол салфетку, и показал на
заполненный людьми зал.
Теперь мягкие звуки вальса заглушили шум
голосов. Джулия обернулась и увидела маленький оркестр, угнездившийся на
противоположной стороне отполированного ногами танцевального зала. Царь
направился к оркестру.
– Подожди! – окликнула его Джулия,
но он ее не слышал. Тогда она поспешила следом.
Посетители ресторана вовсю глазели на высокого
мужчину, который энергичным шагом прошествовал через весь танцевальный зал и
остановился прямо напротив музыкантов.
