– Когда ты видел все это в последний раз,
здесь тоже были развалины?
– Да, и они были покрыты песком, торчали
только верхушки колонн. Аллею сфинксов засыпало полностью. Прошло тысячелетие с
тех пор, как я гулял по этим местам, будучи смертным, глупцом, который считал,
что Египетское царство представляет собой цивилизованный мир и что за его
пределами нет ничего хорошего.
Он остановился, повернулся к Джулии и быстро
поцеловал ее в лоб. Потом бросил виноватый взгляд в сторону бредущей позади
группы. Нет, не виноватый, просто рассеянный.
Джулия взяла его за руку, и они пошли дальше.
– Когда-нибудь я расскажу тебе
все-все, – пообещал Рамзес. – Я буду так долго рассказывать, что ты
устанешь слушать. Я расскажу, как мы одевались, как разговаривали друг с
другом, как мы обедали, как танцевали; какими были эти храмы и дворцы, когда
краски на их стенах еще не стерлись; как я выходил на рассвете, в полдень и на
закате, чтобы поприветствовать бога и сотворить молитвы, которых ожидал от меня
народ. Ладно, уже пора переплыть реку и подойти к дворцу Рамзеса Третьего. Мне
очень хочется посмотреть на него.
Он подозвал одного из глазевших на них египтян
и велел подать легкую коляску, чтобы доехать до пристани. Джулия рада была хоть
временно избавиться от остальных.
Но когда они переплыли реку и приблизились к
разрушенному храму без крыши, но с колоннадой во внутреннем дворе, Рамзес
погрустнел и затих. Он молча разглядывал сохранившиеся на стенах рельефы,
изображавшие паря во время битвы.
– Он был моим первым учеником, –
объяснил он. – Первым, к кому я пришел, возвратившись из странствий. Я
вернулся домой, в Египет, чтобы умереть, но смерть не приходила ко мне. И тогда
я понял, что нужно делать: пойти в царский дворец, стать стражником или
учителем. Он поверил мне, этот фараон, мой тезка, мое далекое дитя. Когда я
говорил с ним об истории и о дальних странах, он внимательно слушал.
– А эликсир – он не хотел его
выпить? – спросила Джулия.
Они стояли одни среди руин огромного зала, в
окружении изогнутых колонн. Пустынный ветер стал холодным. Он спутал волосы
Джулии. Рамзес обнял ее.
– Я не рассказывал ему, что когда-то был
смертным человеком, – сказал он. – Знаешь, я никому из них об этом не
рассказывал. За последние годы своей земной жизни я понял, какая опасность
таится в моем секрете. Я видел, как мой собственный сын, Мернептах, из-за
эликсира стал предателем. Разумеется, ему не удалось посадить меня в тюрьму и
выведать у меня эту тайну. Я отдал ему свое царство и покинул Египет на долгие
столетия. Но я знаю, что делает с людьми обладание секретом бессмертия. Прошло
много лет – и я открыл свой секрет Клеопатре.
Он замолчал. Было понятно, что продолжать ему
не хочется. Вернулась боль, которая мучила в Александрии. Взгляд его поскучнел.
Так же молча они возвратились к повозке.
– Джулия, пусть это путешествие будет
кратким, – сказал Рамзес. – Завтра съездим в Долину царей и опять
поплывем на юг.
Они отправились на рассвете, пока солнце не
засияло в полную силу.
Джулия держала Эллиота под руку. Рамзес был
вновь разговорчив и с воодушевлением отвечал на все вопросы Эллиота, пока они
спускались по тропе среди раскрытых гробниц, где уже полно было туристов,
фотографов и разносчиков в тюрбанах и грязных джеллабах, которые продавали
булочки и блинчики с фантастическими названиями.
Джулию мучила жара. Широкополая соломенная
шляпа не спасала, приходилось часто останавливаться, чтобы отдышаться. От
запаха верблюжьего помета и мочи мутило.
К ней подскочил разносчик. Джулия взглянула
вниз и увидела вытянутую черную руку со скрюченными пальцами, похожую на паучью
лапку.
Она завизжала.
– Убирайся! – грубо приказал
Алекс. – Эти местные мальчишки просто невыносимы.
– Рука мумии! – вопил
разносчик. – Рука мумии! Очень древняя!
– Как же, – засмеялся Эллиот. –
Наверное, с какой-нибудь фабрики мумий в Каире.
Но Рамзес застыл как вкопанный и не отрываясь
смотрел на разносчика и на руку. Внезапно и разносчик замер, на лице его
появился ужас. Рамзес потянулся к нему и вырвал у него высохшую руку. Разносчик
не противился – наоборот, рухнул на колени и вот так, на коленях, попятился
прочь от тропы.
– В чем дело? – спросил
Алекс. – Неужели вам нужна эта вещь?
Рамзес смотрел на руку, на гнилые лохмотья
пелен, прилипшие к ней.
Джулия не понимала, что произошло. Может, царя
привело в ярость святотатство? Или эта вещь о чем-то ему напомнила? Она тоже
вспомнила мумию, лежащую в саркофаге в отцовской библиотеке. Этой мумией тогда
был тот человек, которого она так любит.
Странно… Кажется, что с того времени прошло
целое столетие.
Эллиот с любопытством наблюдал за
происходящим.
– Что это, сир? – тихо спросил
Самир. Слышал ли его Эллиот?
Рамзес достал несколько золотых монет и бросил
их в песок возле разносчика. Тот схватил деньги и, поднявшись с колен, сломя
голову помчался прочь. Рамзес вынул носовой платок, аккуратно завернул в него
руку и опустил сверток в карман.
– Так о чем вы говорили? – вежливо
спросил Эллиот, продолжая прерванный разговор, будто ничего не
произошло. – По-моему, о том, что главной особенностью нашего времени
являются перемены?
– Да, – вздохнув, отозвался Рамзес.
Казалось, теперь он смотрит на Долину царей совсем другими глазами. Он видел
зияющие отверстия вскрытых гробниц и лежавших у входа собак, которые грелись на
солнце.
Эллиот продолжал:
– А главным убеждением древних людей было
то, что все остается неизменным.
Джулия видела, как меняется лицо царя:
страдание снова исказило его черты. Но Рамзес нашел в себе силы спокойно
ответить Эллиоту:
– Да, никакого представления о прогрессе.
Но тогда не было и представления о времени. С рождением нового царя начинался
новый отсчет времени. Вы это знаете, конечно. Никто не вел счет на столетия. Я
не уверен, что египтяне вообще понимали, что такое столетие…
Абу-Симбел. Наконец-то они добрались до самого
грандиозного храма Рамзеса. Из-за жары экскурсия по берегу была очень краткой,
но теперь над пустыней лежала прохладная ночь.
Рамзес и Джулия бесшумно спускались по
веревочной лестнице в лодку. Джулия накрыла плечи шалью и туго затянула ее. Над
мерцающей водной гладью висела низкая луна.
